Михаил был нежен и убедителен и еще очень настойчив. И Эля
согласилась, тем более что тетка явно дышала на ладан. Дочку пришлось тоже
выписать из квартиры на Пушкинской, потому что ребенок должен быть прописан
вместе с матерью. Внешне все осталось по-прежнему.
К лету тетка немного ожила и уехала в далекую деревню к
давней подруге. Эля, идиотка этакая, еще радовалась, что не нужно мотаться три
раза в неделю ухаживать за больной.
Неприятности начались в сентябре. Тетка вернулась из деревни
помолодевшая лет на двадцать. Там, на хуторе, нашелся один народный целитель,
ведун и травознай, который отпаивал ее целебными отварами, забалтывал
бесконечными разговорами и до того заморочил голову, что она не то чтобы
уверовала в его талант, но просто забыла о болезнях. Это бы еще ладно, все же
тетка была родная, и Эля никогда не желала ей смерти, но она привезла своего
целителя с собой, не в силах с ним расстаться. И вышла за него замуж и
прописала его в своей комнате! А что Эля могла сделать, это же не ее
жилплощадь...
На теткиной свадьбе гуляли все родственники, Михаил был
тоже. Он очень внимательно смотрел на тетку с мужем, и на лице его появилось
все то же задумчивое выражение.
Через две недели он снова вызвал Элю на разговор. Он очень
хорошо относится к ней и ее дочери, начал Михаил, но жизнь - сложная штука. Он
встретил другую женщину и хочет на ней жениться. Он надеется, что Эля его
поймет и не станет чинить препятствий к разводу, тем более что делить им
нечего. Общих детей у них нету и жилплощади тоже.
Когда до Эли дошло, что он подаст на развод и выбросит их с
дочкой из квартиры на Пушкинской в дремучую коммуналку к тетке и ее знахарю, в
глазах у нее потемнело и в голове застучали по железу тысячи молотков. Она
схватила первое, что подвернулось под руку, - бронзовый старинный подсвечник -
и бросилась на этого негодяя.
Мерзавец был начеку. Он подставил руку, и подсвечник
процарапал эту руку до крови. Подлец тут же побежал в травмопункт и взял
справку о побоях, после чего накатал заявление о разводе. Из-за отсутствия
общих детей развод прошел без препятствий. С тех пор Эля живет в этой трущобе.
Тетка выбросила из головы все свои болезни. Теперь она
бегает, как лось, ест все подряд и даже вечерком распивает со своим муженьком
водочку, настоянную на лечебных травах.
- Это она нам дверь открыла - такая высокая, в русском
сарафане? - спросила Луша.
- Ну да, у них же теперь бизнес, - усмехнулась Эвелина
Павловна, - на теткиного целителя большой спрос. Рекламу в газетах видели -
старец Афанасий? Так это он и есть...
Она снова сорвалась с места и стала бегать по комнате.
- Еще Мишка - алкоголик на мою голову. Старец его лечит, так
лучше бы он этого не делал. Он когда пьет, то тихий, только по утрам денег на
пиво просит. А когда у него трезвый период, то все ко мне пристает. Давай, говорит,
Эвелина, поженимся, я пить совсем брошу, сменяем наши две комнаты на
однокомнатную квартирку, нет, ну вы представляете?
Тут она снова хрипло захохотала, как гиена, и я не выдержала
и присоединилась к ней.
- Ладно, девочки, успокойтесь, - воззвала Луша, - все-таки,
где нам вашего бывшего мужа искать? По старому адресу?
- Я ничего про него не знаю и знать не хочу! - отрезала
Эвелина. - Он мне всю жизнь покалечил. Если бы он меня от мужа не сманил, я бы
сейчас в Америке жила на всем готовом!
Оказалось, что первый муж Эвелины Павловны, оставшись один,
полностью окунулся в научную работу, закончил наконец диссертацию, послал свое
резюме во все медицинские центры США и вскоре уехал туда работать по контракту
в небольшой город, она даже не знает точно какой.
Эвелина снова трясущимися руками закурила сигарету.
- Может, все-таки валерьяночки? - Луша пошла по второму
заходу.
- Я сама врач! - привычно буркнула Эвелина. - Какая уж тут
валерьянка, мне даже тазепам не помогает!
- Телефончик не подскажете, тот, что в квартире на
Пушкинской? - не отступала Луша.
Эвелина зарычала, и мне показалось, что сейчас она бросится
на Лушу. Но та посмотрела на разозленную хозяйку кротким взглядом, и Эвелина
продиктовала телефон по памяти.
- Идем скорее отсюда, - шепнула Луша, - как бы она нас не
покусала...
- Последний вопрос, - вклинилась я, - вот вы своего мужа
бывшего так ненавидите.., то есть, конечно, я понимаю, у вас есть веские
причины для этого.., но скажите, отчего вы после развода оставили его фамилию?
Зачем вам такое напоминание?
- Понимаете, - Эвелина Павловна неожиданно успокоилась, и
даже глаз перестал дергаться и руки больше не тряслись, - фамилия моего первого
мужа была Крысюк. А он такой самолюбивый был, хотел дать мне и дочери свою
фамилию. Вот мы все и были Крысюками. Вы только представьте: на дверях кабинета
написано: врач Крысюк Э. П. Или в сочетании с моим именем: Эвелина Крысюк! -
Она засмеялась вполне нормально, даже приятный такой был смех.
- Да уж, - пробормотала я, - убийственное сочетание.
- И вот, когда мы с Михаилом поженились, я и дочку на его
фамилию перевела, хлопотала долго. Так что потом решила заново не
заморачиваться, дочка против была, ей надоело фамилии менять.
* * *
Выйдя из квартиры Эвелины Павловны, я заметила, что у меня
самой начали заметно дрожать руки.
- Луша, - пожаловалась я, - кажется, нервные болезни очень
заразны. Эта мадам Сыроенкова номер два явно заразилась от своих пациентов, а я
- подхватила заразу от нее. Вон как руки трясутся.
- Ничего не от пациентов, - возразила Луша, - это у нее от
воспоминаний о дорогом муже припадки начинаются. А ты просто за компанию с ней
начала трястись. Дурной пример заразителен!
Я позвонила по мобильному телефону в злополучную квартиру на
Пушкинской, но мне там ответили, что никаких Сыроенковых они знать не знают, и
на вопрос, не менялись ли они, тот же голос ответил, что они-то не менялись, а
вот номер телефона у них поменялся, что живут они не на Пушкинской и больше ни
о чем понятия не имеют.
- Едем сейчас туда, ведь недалеко совсем! - взмолилась Луша.
С ней не поспоришь, и мы рванули на Пушкинскую.
Дом номер тринадцать оказался небольшим таким уютным
трехэтажным особнячком, отделанным как игрушечка. В этом доме было всего два
подъезда взглянув на которые я почти не сомневалась, что Михаила Степановича
Сыроенкова мы по этому адресу не обнаружим.
Дело в том, что подъезды имели очень официальный вид и были
увешаны вывесками разных небольших коммерческих фирм.
Пока я читала вывески, Луша, не тратя времени даром, расспрашивала
дворничиху, которая очень кстати толклась возле дома и поднимала пыль сухой
метлой. Она вся была поглощена этим малоэффективным занятием, но при виде Луши
тотчас облокотилась на метлу и расположилась поболтать.
