— Но, мамочка, мы же не виноваты, что наши ботинки такие прочные и надежные, а ковры — нет? — спросил Роберт, и в голосе его слышалось гораздо больше печали, чем возмущения.
— Ну, конечно, милый, вы в этом нисколько не виноваты, — сказала мама, — хотя, конечно, их можно менять, когда возвращаетесь с улицы. Но это я так, к слову. Мне бы ужасно не хотелось ругаться с вами в первое же утро после моего возвращения… О Боже мой, Ягненочек, да как же это тебя угораздило-то?
Разговор проистекал за завтраком, на котором присутствовал и Ягненок. Нужно сказать, он вел себя на редкость пристойно — до того самого момента, пока все остальные не принялись разглядывать ковер и, таким образом, оставили его без присмотра. Естественно, что не воспользоваться таким моментом было бы просто смешно, а потому Ягненок немедленно опрокинул себе на голову стеклянную розетку с чрезвычайно липким ежевичным сиропом. Потребовалось немало наполненных визгами и писками минут, а также самое непосредственное участие всех присутствующих в комнате, чтобы очистить его от сиропа, а затем очиститься самим (ибо очищать Ягненка от сиропа — одна из самых грязных работ на свете). Когда же с этим наконец было покончено, предыдущий разговор насчет никудышности ковра и возможной его замены на кокосовую подстилку начисто вылетел у мамы из головы. Дети дипломатично решили не напоминать ей о нем.
После того, как Ягненок вновь приобрел человеческий вид, мама передала его на попечение четверых детей, а сама отправилась в кабинет ломать голову над запутаннейшим хозяйственным отчетом, составленным кухаркой на клочке грязной бумаги и призванным объяснить, каким образом от всех денег, что мама переслала кухарке неделю тому назад, осталось всего лишь пять с половиной пенсов плюс куча неоплаченных счетов. Уже через час ее волосы были растрепаны, пальцы перепачканы чернилами, а голова болела, как от сильнейшей мигрени. Мама была очень умная, но даже она оказалась бессильна понять хоть что-нибудь в кухаркиных каракулях.
Ягненок же ужасно обрадовался тому, что его оставили играть со старшими братьями и сестрами. За прошедшие две недели он их ни капельки не забыл, а потому тут же заставил играть с собой в старые добрые игры типа «Вертящаяся комната» (Ягненка берут за руки и крутятся с ним на месте до помрачения рассудка) и «Лапа и крыло» (Ягненка берут за руку и за ногу и проделывают то же самое, что и в «Вертящейся комнате»). Но больше всего ему понравилось «Восхождение на Везувий». Это драматическое игрище заключается в том, что ребенок хватает вас за руки и начинает взбираться вам на плечи (вершину вулкана). Как только его пятки начинают бить вас по ушам, вы издаете самый ужасающий вопль, на какой только способны (то есть, начинаете извержение вулкана), и, мягко опустив ребенка на пол, принимаетесь катать его по ковру (что символизирует разрушение Помпеи).
— Но все-таки нам нужно прямо сейчас договориться о том, что отвечать маме, когда она снова заговорит о ковре, — сказал Роберт, разрушив Помпею в десятый раз и останавливаясь немного передохнуть.
— Вот вы и договаривайтесь, если хотите, — сказала Антея, — а мы с моим маленьким утеночком пока поиграем в «зверопесенки». Ягненок, золотце, иди к своей Пантерочке!
Счастливый Ягненок, весь взъерошенный и запыленный после десятикратного разрушения Помпеи, бросился на колени к Антее, где моментально превратился в маленькую змейку, отчаянно шипевшую, извивавшуюся и совсем уж не по правилам пинавшую ногами все время, пока Антея декламировала:
Моя малюсенькая змейка,
Моя смешная неумейка,
Где твой смешной зеленый хвост?
Куда он делся — вот вопрос!
— Крокодильчик! — попросил Ягненок и показал Антее свои маленькие остренькие зубки. Антея покорно продолжала:
Мой развеселый крокодильчик,
Где твой зеленый колокольчик?
Где твой больной передний зуб?
Ты без него безмерно туп.
— Ну что же, — между тем рассуждал Сирил, — проблема остается все той же. Мама ни за что не поверит, если мы расскажем ей всю правду о ковре, и…
— Твоими устами глаголет истина, о Сирил! — заметил Феникс, вылезая из серванта, служившего прибежищем для тараканов, изодранных книжек, сломанных грифельных досок и лишних деталей от игрушек (в каждой игрушке найдется немало деталей, которые сами собой выпадывают из нее во время разборки, а потом никак не хотят становиться на место). — Но теперь помолчи и внемли мудрости Феникса, сына Феникса. Так вот…
— Ты хочешь сказать, что тоже входишь в это дурацкое общество? — перебил его Сирил. — Я имею в виду «Общество Сыновей Феникса».
— Никогда не слыхал ни о чем подобном, — надменно ответствовал Феникс. — И вообще, что значит «Общество»?
— Ну, это когда собирается много народу, и все начинают валять дурака. Что-то вроде братства… Одним словом, это немного похоже на твой храм, только тут все совсем по-другому…
— Кажется, я понял, о чем ты говоришь, — неуверенно произнес Феникс. — Пожалуй, я бы с удовольствием взглянул на наглецов, осмеливающихся именовать себя сыновьями Феникса.
— Да, но ты, кажется, хотел сказать нам что-то ужасно мудрое? — напомнил ему Сирил.
— Ах, да! Так вот, стало быть, умолкните и внемлите мудрости Феникса… — снова завелась золотая птица — и снова была перебита, на этот раз Ягненком.
— Попугайчик-попрыгунчик! — радостно завопил этот маленький змеекрокодил и потянулся руками к сияющему хвосту Феникса. И хотя намерения его были не совсем ясны, Феникс почел за лучшее скромно ретироваться за робертову спину, а Антея поспешила отвлечь внимание Ягненка очередной зверопесенкой:
Мой толстопузый белый кролик,
Ты доведешь меня до колик!
Смеяться больше не хочу —
Но хохочу и хохочу!
— Знаешь, Феникс, по-моему, тебе не стоит брать в голову этих идиотских «Сыновей Феникса», — сказал Роберт. — Тем более что они, как я слышал, вовсе и не служат огню. Напротив, я слышал, что они поклоняются разным жидкостями — пьют лимонад и всякие другие шипучие напитки. Причем пьют они гораздо больше обычных людей, потому что с этими шипучими напитками всегда так — чем больше их пьешь, тем лучше тебе становится…
— В голове, может быть, и лучше, — заметила Джейн, — но в животе точно нет. Наоборот, от них тебя так раздует, что потом еще два дня шипеть будешь.
Феникс равнодушно зевнул.
— Послушайте! — сказала Антея. — У меня, кажется, появилась идея. Это ведь не совсем обычный ковер. На самом деле он очень волшебный. Так вот, я считаю, если мы намажем его «Чудодейственным прорастителем», а потом дадим немного полежать, то его волшебный ворс отрастет точно так же, как волосы на голове у папы.
— Очень даже может быть, — согласился Роберт. — Но мне кажется, что керосин тоже сгодится — во всяком случае, по запаху он ничем не уступит «Прорастителю». А вообще-то, нужно попробовать и то, и другое.
В конце концов решено было испытать оба чудодейственных средства.
