Они долго не могли понять, запомнил ли Ягнёнок хоть что-нибудь, когда побывал на острове. Оказалось, что запомнил.
– Да-а, – протянул Сирил. – Никаких больше увлекательных путешествий – это уж совершенно точно.
Всё это время Феникс спал в шкафу, в котором, как известно, хранились никому не нужные останки поломанных игрушек и проживали таракашки.
– Что-то я заспался, – сказал он, выходя из шкафа и позёвывая.
– Канареечка говорит, – захлопал в ладошки Ягнёнок. – Показать маме. – Он стал вырываться из объятий Антеи.
– Мама спит, – поторопилась остановить его Джейн. – Давай лучше поиграем с тобой в диких зверей в клетке. Мы же всегда так играем под столом.
Но бедный Ягнёнок столько раз увязал ногами, руками и даже головой в дырках ковра, что на этот раз пришлось стол отодвинуть к окну. Ковёр остался лежать, не прикрытый столом, во всей своей неприглядности.
– Ах, – сказал Феникс, – ничто в этом мире не вечно.
– Да, – согласился с ним Роберт. – Всё когда-нибудь кончается, и это очень печально.
– Ну, конец иногда означает покой, – заметил Феникс. – И если покой в скором времени не наступит для вашего ковра, то он изорвётся в лоскутики.
– Да, – вздохнул Сирил, слегка тронув ковёр концом ботинка.
Оставшиеся цветные ворсинки привлекли внимание Ягнёнка. Он шлёпнулся на четвереньки, вполз на ковёр и стал выдёргивать разноцветные ни точки.
– Агеди-дагеди-гагеди, – бормотал он. – Дагеди-аг-аг-аг!
И не успели все даже глазом моргнуть (а если бы успели, то это всё равно никому бы не помогло), как середина пола оголилась, обнажив прожжённую некогда дыру посреди линолеума. Волшебный ковёр исчез, а вместе с ним исчез и Ягнёнок.
Всех охватил ужас. Ягнёночек, их маленький братик, – одинёшенек, неизвестно куда унесён ковром, полным опасных дыр!
Джейн расплакалась, а на Антею точно напал столбняк.
– Это, наверное, сон, – проговорила она наконец.
– Священник тоже так говорил, – отрезал Роберт. – Никакой это не сон.
– Но ведь Ягнёнок не высказывал никаких желаний, – заметил Сирил. – Он просто болтал на своём тарабарском языке.
– Ковёр понимает все языки, – сказал Феникс. – Даже и тарабарский, хотя я о таком языке никогда не слыхал.
– Ты считаешь, – сказала Антея, – что «агеди-даг» что-то значило?
– Всякая речь что-нибудь да значит, – отозвался Феникс. – Безусловно, она что-то значила для младенца и то же самое значила для ковра.
– Но что, что Ягнёнок имел в виду?
К сожалению, я никогда не изучал тарабарский язык, – сказал Феникс.
Джейн громко всхлипывала, остальные молчали.
– Вы хотите его вернуть? – поинтересовался Феникс.
– Конечно, хотим! – закричали все в один голос.
– Не доставляет ли он слишком много хлопот, подумайте над этим.
– Нет! Нет! Пусть он вернётся! Пусть!
– Ну, в таком разе, – сказал Феникс, качнув своим золотым плюмажем на золотой головке, – откройте окошко, я посмотрю, что мне удастся предпринять.
Сирил распахнул окно, и Феникс вылетел наружу.
– Хоть бы мама подольше поспала, – вздыхала Антея. – А вдруг она проснётся и потребует к себе Ягнёнка?! А если Элиза его хватится? Перестань реветь, Джейн, от этого нет никакого толку. Что? Я сама плачу? Да не плачу я!
Сирил и Роберт не плакали. Мужчинам плакать не полагается. Но ситуация была настолько ужасной, что им было нелегко держаться как положено настоящим мужчинам.
И в этот ужасный трагический момент послышался колокольчик из маминой спальни.
Все затаили дыхание. Антея, взяв себя в руки, вытерла слезы. Она огляделась вокруг и увидела кочергу возле камина. Она протянула её Сирилу.
– Ударь меня как следует по руке. Я должна иметь объяснение для мамы, почему я плакала. – Сирил сначала ударил легонько.
– Сильнее, – скомандовала она.
Сирил, в ужасе от самого себя, ударил даже ещё сильнее, чем намеревался. Антея вскрикнула.
– О, Пантерочка, прости, мне очень жаль, я не хотел сделать тебе больно, – воскликнул он в отчаянии и отшвырнул от себя кочергу.
– Всё в… порядке, – прошептала Антея, хватаясь за ушибленное место, которое враз покраснело.
– Роберт, скройся где-нибудь, – сказала она, приходя в себя. – Я скажу маме, что ты с Ягнёнком ушёл гулять. Давай поторапливайся. – Мамин колокольчик зазвенел снова.
– О, Элиза даже и не подумала зайти к маме! Я пошла.
Сердце её стучало так сильно, когда она поднималась по лестнице. Мама, конечно, заметит, что она плакала. А Ягнёнок… Но нет, не надо думать про Ягнёнка, а то опять зареву, подумала она. Она осторожно открыла дверь.
– Ты звала, мамочка?
– Милая, Ягнёнок… – начала было мама.
Антея уже приготовилась сказать, что его взял на прогулку Роберт, как мама продолжила:
– Ягнёнок сначала был такой паинька, а потом сдёрнул дорожку с туалетного столика, и всё полетело на пол – и кремы, и щётки, и расчёски, и одеколон. А теперь он где-то затаился и, скорее всего, шкодит. Поищи его, пожалуйста, и присмотри за ним, потому что если я встану, у меня может закружиться голова.
– Так он был здесь?!
– Конечно, здесь, – нетерпеливо откликнулась мама. – Где же ему ещё быть?
Антея заглянула под кровать.
– Нет, сейчас его здесь нет.
Но по разбросанным туалетным принадлежностям и валяющейся на полу дорожке становилось ясно, что он здесь недавно был.
– Ну, значит, уполз куда-то, – сказала мама. – Пригляди за ним, будь умницей, а я ещё посплю. Иначе я совсем буду развалиной к папиному приходу.
Антея закрыла дверь мягко и осторожно. Затем ураганом понеслась в детскую, крича:
– Он, должно быть, пожелал оказаться у мамы в комнате. Он там недавно был! Агедидаг…
Странное это слово замерло у неё на губах. На полу лежал ковёр, а на ковре в окружении братьев и сестры восседал Ягнёнок. Он измазал всю свою рожицу вазелином и фиалковым кремом для рук, но был легко узнаваем, несмотря на такой грим.
– Ты права, – сказал оказавшийся в той же комнате Феникс. – «Агеди-даг» на тарабарском языке обозначает «Я хочу быть там, где моя мама». И преданный ковёр это правильно понял.
– Но каким образом, – спрашивала Антея, хватая братца в свои объятия, – каким образом он сюда попал?
– А я слетал к Саммиэду, – сказал Феникс, – и пожелал, чтобы малыш снова оказался среди вас. И мое желание тут же исполнилось.
– Сирил, Роберт! – скомандовала Антея братьям. – Сейчас же скатайте ковёр и засуньте его в шкаф, к таракашкам. Кто его знает, какое «агеди-даг» скажет он в следующий раз и что оно будет означать.
