— Вот как, — проговорила Ираида с совершенно
непередаваемой интонацией.
— Ты только не уходи, — обратилась я к ней
просительным тоном, — посидим, поедим чего-нибудь, покурим, поболтаем..'.
Я и вправду была ей рада: оставаться одной в пустой квартире
с ужасными мыслями — перспектива не из приятных.
— Что-то у меня тонус понизился, — пожаловалась
Ираида, усаживаясь на кухне с сигаретой, — выбила меня история с соседкой
из колеи, ночами спать не могу, все кажется, что наверху кто-то ходит.
— Мистика! — усмехнулась я.
— Точно, — согласилась Ираида, — и ведь знаю,
что никого там быть не может, а все равно вскакиваю.
— Кому квартира-то достанется? — поинтересовалась
я — так просто, для поддержания разговора.
— Да черт его знает! — Ираида махнула рукой, так
что пепел с сигареты свалился прямо в цветочный горшок, стоящий на окне.
Отросток монстеры принесла нам Анна Леопольдовна. Мамуля
загорелась желанием вырастить огромную пальму и поставить ее на консоль в
гостиной. Пока что цветок тихо чахнул на кухне, и Леопольдовна ворчала На нас,
что толку с этого не будет.
— Там какие-то племянники, седьмая вода на
киселе, — продолжала Ираида, — полгода надо ждать, пока все
наследники претензии предъявят.
— Да, знала бы соседка, что помрет, отписала бы в
завещании, кому что хочет отдать… — роняла я ничего не значащие фразы.
Ираида поглядывала на меня очень внимательно, и я ждала
допроса с пристрастием на тему, какие отношения у мамули с Петром Ильичем, и
если близкие, то серьезно ли у них это, и есть ли у Ираиды шансы на успех.,
Говорить на эту тему мне очень не хотелось: во-первых, неприлично обсуждать с
кем-то поступки родной матери, а во-вторых, я понятия не имела, какие же у
мамули с Петром Ильичем отношения.
— А что, — начала я, искусственно
оживившись, — милиция точно установила, что с соседкой был несчастный
случай?
— Милиция ничего и не устанавливала, — Ираида
пожала плечами, — сказали: захлебнулась в ванне, потому что заснула. У них
убийств нераскрытых целая куча, так станут они еще смерть в ванне расследовать!
— А не мог ей кто-то: ну.., помочь слегка? —
спросила я, наливая Ираиде кофе.
— Да зачем? Взять с нее нечего… — задумалась
Ираида. — Хотя.., квартира, конечно.
Ираиде явно не хотелось идти домой в пустую квартиру с
непонятными звуками сверху. А мне не хотелось ее отпускать, чтобы не оставаться
наедине с грустными мыслями. Поэтому мы перебрасывались словами, как двое
мальчишек ранним воскресным утром лениво перебрасываются футбольным мячом.
— А ты в тот вечер, ну, накануне, дома была?
— Была, конечно, — вздохнула Ираида, — куда
же я денусь?
— Ну-ну, не раскисай, — усмехнулась я, — при
твоих темпах недолго тебе сидеть в пустой квартире, найдешь себе кого-нибудь!
— Твоими бы устами… — протянула Ираида, но я не дала ей
повернуть разговор в сторону личной жизни, а задала новый вопрос:
— Не помнишь, ничего такого необычного в тот вечер не
случилось? Ну, может, звуки какие подозрительные сверху раздавались, голоса…
— Ничего такого не было. Тихо было у Алевтины, как в
могиле, — рассердилась Ираида. — Только потом вода полилась. И
вообще, я не прислушивалась, телевизор включен был и видик…
Ираида на мгновение задумалась и взглянула на меня
просветленно:
— Знаешь, единственное, что случилось в тот вечер —
свет вырубился.
— Надолго?
— Минут на сорок… Я еще порадовалась, что детектив по
видику смотрю, а то так и не поняла бы, кто убийца.
— Ну и кто же убийца? — лениво спросила я.
— Ты не поверишь! Но не буду рассказывать, а то
неинтересно смотреть будет, я тебе кассету принесу, называется «Тайна могилы».
— Этого мне еще не хватало, — скривилась я, —
столько рецензий пишу по должности, надоело до чертиков…
— Слушай! — Ираида вскочила, с грохотом опрокинув
стул, так что несчастная монстера чуть не свалилась с подоконника. —
Слушай, а ведь в том фильме Мишель Пфайффер тоже пытались утопить в ванне!
— Утопили? — из вежливости поинтересовалась я.
— Нет, ты слушай! Он сделал ей укол, ее вроде как
парализовало, и он ее — в ванну!
Сейчас, говорит, вода до края дольется, ты и потопнешь… Вот
какая сволочь! А я, говорит, уйду, и тебя только утром найдут и скажут, что
заснула в ванне…
— Прямо как твоя Алевтина Ивановна…
— Именно! У меня ночью-то в голове один ремонт был, эта
самая «Тайна могилы» из головы вылетела совсем. А теперь даже удивительно, как
все совпало…
— Ну а утром-то ты ничего такого, не заметила
странного?
— Ты считаешь, что это не странно — найти соседку
мертвой в ванне? — спросила Ираида. — Мне, знаешь, и этого
хватило."
Она попробовала кофе, который безнадежно остыл, и
поморщилась. Чтобы поднять нам обеим настроение, я достала из буфета коробку
конфет, которую принес третьего дня Петр Ильич. Коробка была огромной, как мы с
мамулей ни старались, уничтожая конфеты, на вид они не убавлялись. Потом я
пошарила в серванте и принесла непочатую бутылку черносливового ликера.
— Коньяк кончился! — объявила я Ираиде. —
Пей, что дают.
Ираида не отказалась.
— Сашок, ты меня знаешь тыщу лет, — извиняющимся
тоном начала она, — никогда я не злоупотребляла спиртным, но после того,
как увидела, как Алевтина в ванне плавает… извини, без рюмки про это говорить
не могу.
Мишель Пфайффер-то, конечно, посимпатичнее выглядела.
— Тем более что ее до конца не утопили, —
поддакнула я., — Да. Я, конечно, особенно там не приглядывалась, больше по
полу ползала. Участковый и то сказал, что, не положено посторонним, раз труп, а
воду-то кто убирать будет? Ведь без сапог резиновых в коридор не войдешь… Ну,
мне тряпку в руки…
Ираида выпила еще ликера.
— Как вспомню воду эту холодную, до сих пор руки
сводит… — Она поглядела удивленно:
— Слушай, вот что странно. Вода-то холодная была!
— Остыла за такое долгое время, — неуверенно возразила
я.
— Допустим, в коридоре остыла, — протянула
Ираида, — но ведь в ванной тоже холодная была… И пара на зеркале не было.
— Тебя и ванну допустили?
— Сама вошла: воду-то надо собрать. Ой, Сашка, не дай
Господи такого конца!
— Да успокойся ты, не вспоминай, если тяжко! —
пожалела я ее, но слова из Ираиды полились неудержимым потоком. И то сказать: я
еще первую рюмку ликера не допила, а она уже четвертую наливает. А
черносливовый ликер крепостью сорок пять градусов — штука серьезная!
