– И где это, интересно знать?
– Так, Синицкого мы уже упустили, ничего не узнали, а вот
где – у Богданова в кабинете!
– Валька, ты что, рехнулся?
– А что, думаешь, у Богданова не получится?
– Да я не про Богданова, а вообще про твою идею. Ты что,
хочешь, чтобы тебя, как Никандрова? Мне, знаешь, этой пустой шахты надолго
хватит. Ведь сколько людей поубивали, а за что? Вот у тебя есть хоть какие-то
мысли, в чем же дело?
– Нет у меня никаких мыслей, а узнать можно, только если
камеру поставить. Наверное, они что-то делают или передают, а потом это в
Италию возят, и я спать спокойно не буду, пока не узнаю!
– А я уже давно спокойно спать не могу. Только Саше не
проболтайся, а то он меня дома запрет и на работу пускать не будет.
Следователь Алексей Николаевич Мельников сидел на своем
рабочем месте и думал. Перед ним лежал протокол допроса Чапыгина Г.В., 1949 г.
рождения, русского. Мельников допросил Чапыгина строго и обстоятельно и добился
от него, что, кроме Сущенко, его квартирой на улице Верности предположительно
пользовался Леонид Петрович Синицкий. Стало быть, ключи у него были. На вопрос,
почему же он раньше скрывал эту столь важную для следствия информацию, Чапыгин
долго мялся, потом выдавил из себя, что не хотел подводить своего бывшего
начальника, человек явно ни при чем, а его затаскают, и что теперь, когда
Синицкого нет в живых, ему уже ничего повредить не может. Чапыгина пока
отпустили.
После того как милиция так неудачно выступила на Большой
Охте, так как, кроме трупа убийцы по кличке Халява, там нашли только двух
перепуганных пьяненьких мужичков, сотрудников котельной, за дело взялось
городское УВД. Тамошние оперы, вполголоса ругая коллег из районки, вцепились в
мужичков, те со страху протрезвели, но память у них отшибло начисто. Наконец на
вопрос, с кем Халява общался и кто к нему приходил в последние дни перед
убийством, один мужик вспомнил, что дня за три приходил, верно, такой солидный
мужчина, представительный, волосы седые. А опер взял да и показал ему
фотографию Синицкого. Мужик Синицкого опознал, только сказал, что тогда
Синицкий был не в себе – волосы растрепаны, глаза бегают.
Мельников хмыкнул. Надо же, Синицкий, приличный человек,
коренной петербуржец, тридцать лет проработал в крупном закрытом институте, где
все люди проверены-перепроверены, дослужился до начальника отдела и – на тебе!
Связался с самым что ни на есть махровым уголовником! С чего бы это его
потянуло на такие знакомства? Больше мужички никого не вспомнили. Говорят, что
ходили к Халяве, конечно, всякие люди, но кто такие – они не знают. А Синицкий,
значит, встречался там, на Верности, с дамой, как ее... Трофимова Е.А. И она
недавно умерла, никто не знает от чего. Отравление неизвестным ядом – придумают
же эти медики! Ничего себе диагноз! Очень интересно получается, это не считая
смерти самого Синицкого. Там в институте никто ничего не знает и ни в чем не
признается. Тычут бумажки какие-то, ведомости, вот видите, говорят, никого
ночью на этаже не было, все опечатано. Завтра он еще раз туда оперативников
пошлет, а на послезавтра надо вызвать жену Синицкого и попробовать всетаки
что-то у нее выяснить.
После ужасной ночи к утру Марьяна несколько успокоилась,
поспала немного, встала поздно, зато все-таки отдохнула после этого ночного
кошмара. Она занялась своей внешностью и уборкой, и к вечеру удовлетворенно
оглядела себя в зеркале и все вокруг. Она была спокойна, собранна и деловита.
Они встретились с Итальянцем вечером, причем Марьяна попросила отвезти ее в
спокойное место. Он привел ее в квартиру, где жил сам. Слежки за собой Марьяна
не обнаружила и успокоилась: маловероятно, что у этого пожилого пахана работают
такие профессионалы, которых она, Марьяна, не смогла бы обнаружить. Скорее
всего будут следить за ней тот высокий дебил да дерганый Васенька, а уж этих-то
она как-нибудь заметит.
Итальянец выслушал ее очень внимательно, похвалил за то, что
не потеряла головы, потом велел переходить с Богдановым к активным действиям.
Он дал ей несколько дельных советов насчет Богданова, а потом они поужинали, и
она осталась у него ночевать, потому что при мысли провести еще одну такую
ночь, как предыдущая, волосы у нее вставали дыбом. Конечно, могли позвонить
родственники с соболезнованиями и, узнав, что она не ночует дома, мягко говоря,
удивились бы, но Марьяне было на родственников наплевать.
Виктор Викторович Богданов уже несколько дней был в дурном
настроении. В институте творилось черт знает что, народ гибнул пачками. Его и так
потрясла трагедия с Сущенко, так еще после этого несчастный случай с Синицким –
это уж слишком! Самое плохое то, что он не знал, как в этой ситуации ему вести
себя с Марьяной. Простая порядочность требовала, чтобы он был с ней рядом,
утешал, поддерживал ее в тяжелый момент жизни, но, во-первых, надо было
соблюдать конспирацию, а во-вторых, ему этого очень не хотелось. Как все
мужчины, он не выносил женских слез, один вид рыдающей женщины наводил на него
страх. Жена ему попалась с хорошим, здоровым характером, она никогда не
устраивала ему сцен и плакала очень редко. На похоронах мужа Марьяна держалась
хорошо, он подошел, как все, выразил соболезнования, с ужасом ожидая, что она
бросится ему на шею, заливаясь слезами, но она посмотрела равнодушно, поблагодарила,
как всех, и с тех пор он больше ее не видел. Он заставлял себя ей позвонить, но
все тянул, ему ужасно не хотелось начинать с ней какие-то отношения, о сексе он
и не думал. А вдруг она захочет, чтобы он жил с ней? Ведь она теперь свободна,
без мужа, очень им увлечена, а он все-таки человек с положением, может
составить счастье такой женщины, как Марьяна.
Виктор Викторович явно переоценивал себя, но в этом была
виновата исключительно Марьяна: при встречах она неустанно внушала ему, что он
замечательный, что в постели ему нет равных и так далее. Марьяна иногда сама
удивлялась, как этот старый идиот всему верит? А у Богданова между тем
развилась мания величия. Но после всех этих смертей он немного отрезвел и
понял, что ему совершенно не хочется расставаться с домом и ничего менять. И
даже жена, корова, его больше не раздражала, хотя была полной
противоположностью Марьяны: толстая, громкоголосая, какого-то деревенского
вида. Раньше он как-то этого не замечал, но после знакомства с Марьяной стал
обращать внимание на такие вещи. И одевалась жена ужасно. Он не выдержал, даже
сказал ей, что он все-таки замдиректора крупного института, денег у нее нет,
что ли, чтобы одеться прилично? Купила к осени пальто, светлый беж, говорит,
модный цвет, так это же не на шестидесятый размер! А она говорит, что ты,
размер вполне приличный, пятьдесят четвертый, сама даже удивилась, как в него
влезла. Так это же фасон такой расклешенный, пальто должно складками спадать. А
не в обтяжку быть! Он на нее кричит, а она даже не обиделась. Что ты, говорит,
Витюша, сердишься, ты ведь и сам не тростиночка, что делать, раз мы покушать
вкусно любим? Готовит она действительно хорошо, этого у нее не отнимешь.
Пока он колебался и заставлял себя снять трубку телефона,
Марьяна позвонила сама:
