Когда Надежда вернулась с обеда, Полякова сказала ей:
– Тебя просили срочно зайти к начальнику отдела режима.
– А что ему от меня понадобилось?
– Ты меня спрашиваешь?
Надежда отправилась к начальнику отдела режима Колобкову с
неприятным ощущением в районе солнечного сплетения. Колобков был человеком
тяжелым. Он работал в институте с незапамятных времен и считал своим святым
долгом довести до сознания каждого сотрудника, что никаких перемен в нашей
стране не было, нет и не будет. У него в кабинете были не девяностые годы двадцатого
века – упаси Бог! – но даже не семидесятые. У него в кабинете царили годы
сороковые или тридцатые. На столе у него под стеклом лежал огромный
фотографический портрет генералиссимуса Сталина при всех регалиях, и Колобков
советовался с ним по каждому поводу не менее десяти раз на дню. Его секретарша
рассказывала подружкам в курилке, что не раз видела, как он разговаривает со
Сталиным, жалуется ему на низкую дисциплину сотрудников и разнузданность
средств массовой информации. Подписать у Колобкова какой-нибудь документ было
совершенно невозможно. Все старались дождаться, когда он куда-нибудь уйдет, и
попасть с нужными бумагами к его заместителю.
Поэтому Надежда поднималась в лифте на восьмой этаж
административного корпуса, где располагался кабинет Колобкова, в довольно
нервном состоянии.
Надежда вошла в приемную Колобкова и спросила его секретаршу
Светлану:
– Зачем меня вызывали, не знаете?
Светлана посмотрела на нее с удивлением:
– Кто вызывал?
– Да начальник ваш.
– Вы что-то перепутали. Николай Иванович с утра в
управлении, Владимир Константинович у директора. Вас никто не мог вызывать.
Надежда удивилась, но на душе у нее заметно полегчало. Она
вышла в коридор. Там была темень – хоть глаз выколи. Окон на этом этаже не
было, а с электричеством, видимо, что-то случилось. Чертыхаясь, Надежда почти
ощупью пошла к лифту. Кнопка вызова едва заметно светилась, служа хоть какимто
ориентиром. Подойдя к лифту, Надежда остановилась и стала ждать, когда погаснет
сигнал и лифт можно будет вызвать. Почему-то вдруг она закашлялась, ей стало
страшно. Ее кашель вызвал эхо, как будто перед ней не двери лифта, а большое
пустое помещение. Она протянула руку вперед, ощупала стенку вокруг кнопки
вызова и дальше – там, где должны были быть двери. Их не было. Перед ней зияла
чернотой – гораздо темнее окружающей черноты коридора – открытая на восемь
этажей вниз шахта лифта.
Надежда тихо ахнула и шагнула назад. И тут же поняла, что в
темноте кто-то есть. Она услышала рядом чье-то дыхание. Ей стало так страшно,
как никогда в жизни. От страха чувства ее невероятно обострились. Она услышала,
как неизвестный двинулся к ней. Стараясь не только не шуметь, но даже не
дышать, она скользнула в сторону – как можно дальше от зияющей шахты лифта. И
задела стул, который со страшным грохотом опрокинулся, выдавая ее
местонахождение невидимому врагу. Тут же ее схватила за плечо сильная мужская
рука. Надежда хотела закричать, но не смогла: голосовые связки были
парализованы страхом.
В полной темноте неизвестный тащил ее к лифту. Свободной
рукой она шарила в воздухе, ища, за что бы уцепиться, и под руку ей попался тот
же самый стул. Она схватила его и изо всех сил ударила стулом темноту в том
месте, где должен был находиться враг. И видимо, попала: он хрипло выругался и
выпустил ее плечо, она бросилась бежать по коридору – как можно дальше от
лифта. Вдруг рядом с ней распахнулись двери – а она и забыла, что здесь,
наверху, рядом с кабинетом Колобкова, находится малый конференц-зал
института, – из которых высыпала толпа, закончилось какоето совещание. В
рассеянном свете, льющемся из открытых дверей, Надежда попыталась разглядеть
своего преследователя, но ей это не удалось – он уже смешался с толпой. Надежда
тоже старалась держаться среди людей, по возможности дальше от лифта. Так, с
людьми, она вышла на запасную лестницу и вернулась к себе в сектор.
Там она сразу подошла к Поляковой:
– Слушай, а кто мне звонил, когда к Колобкову вызывали?
– Да я разве их знаю всех... мужской голос, противный такой,
все пришепетывает и слова так... растягивает, что ли. А что случилось-то?
– Да нет, ошибка какая-то, говорят, не вызывали.
– Ну я-то тут при чем? Мне сказали – я передала.
– Да я тебя ни в чем и не виню.
Она отошла от Татьяниного стола и жестом вызвала в коридор
Валю Голубева.
– Ну, мать, в чем дело? Ты чего такая бледная?
– Валька, хочешь – верь, хочешь – нет, но меня сейчас тоже
чуть не убили.
Валя моментально посерьезнел.
– Правда? А что случилось-то?
– Кто-то позвонил, вызвали к Колобкову. Туда пришла, а там
Светлана одна сидит, ни Колобкова, ни его зама нету, никто мне не звонил. Я
пошла обратно, а в коридоре свет отключили, тьма-тьмущая, и шахта лифта
открыта, я в темноте чуть в нее не свалилась. Хотела в приемную к Светлане
вернуться, переждать, а в темноте кто-то на меня напал и пытался в шахту
сбросить, еле отбилась, хорошо, что люди из конференц-зала вышли.
– Не смогла разглядеть, кто это был?
– Да нет, я же говорю – темень полная. Это я тебе сейчас все
так легко рассказываю, а как мне там страшно было – не представляешь.
– Да, доигрались мы в сыщиков-любителей. Но как же они нас
вычислили... хотел сказать – тебя... Ведь ты ни с кем, кроме меня и Саши, эти
дела не обсуждала – так ведь?
– Конечно, ни с кем.
– Как я к Синицкому в кабинет ходил, тоже никто не видел.
Валя вдруг уставился на Надежду странным взглядом.
– Надя, а ты меня не подозреваешь?
– Ты что, рехнулся? Уж на кого-кого, а на тебя в жизни не
подумаю!
– Ну ладно, хоть немного у тебя настроение исправилось. Но
все-таки, выражаясь языком Штирлица, где у нас утечка информации?
Надежда задумчиво уставилась в стену.
– А ведь я знаю. Помнишь, мы с тобой обсуждали все убийства
и я на листочке имена выписала, а потом куда-то мы торопились, я листок под
осциллограф засунула. Он и пропал. Думала, что уборщица его выбросила или
сквозняком унесло. А выходит, что не сквозняком...
– Да, видишь, какая нужна осторожность: не придали значения,
а теперь ему... или им все про нас известно. Вывод теперь один: никуда без меня
не ходи, в институте у нас опасно, как в горячей точке. Старайся быть на виду,
куда идешь – компанию себе найди...
Надежда засмеялась:
– Да, поправка ценная, в туалет я с тобой вряд ли пойду,
придется другую компанию искать.
– Слушай, если ты его не видела, то, может, другое
что-нибудь заметила? Голос какой-то у него особенный или еще что?
