Деда Володю нашли к обеду. Он был уже хорош. Участкового он
встретил как родного.
– Здорово, дед, что это ты уже с утра пораньше гуляешь?
У деда настроение было хорошее, он пил на честно
заработанные деньги, поэтому охотно похвастался участковому, что полечил одного
мужика, его баба поцарапала, кровищи было – ужас, а он рану обработал и даже
зашил его маленько, а руки-то – вот они, и даже совсем не дрожат, даром что
восьмой десяток пошел. После этого дед Володя вдруг вспомнил, как мужик этот
шипел ему в ухо там, в котельной, чтобы он дорогу туда забыл и что если он
комунибудь трепанет, то чтобы заранее гроб заказывал. Дед мигом протрезвел и
хотел было потихоньку улизнуть, но менты вцепились в него намертво и не
отстали, пока не узнали, где он лечил того мужика. После этого они деда
отпустили, велели сидеть дома и не высовываться, что дед Володя и выполнил с
радостью. Милиция совещалась, участковый с сомнением качал головой и говорил,
что навряд ли тот мужик еще в котельной, давно куда-нибудь рванул. Все-таки
решили убедиться. Нашли котельную, проверили, нет ли другого выхода, участковый
постучал, дверь открыл какой-то задрипанный мужичонка, ему мигом заткнули рот и
тихонько пошли вперед.
Вдруг сбоку раздался какой-то звук, мелькнула огромная
фигура, Беленький рванулся вперед, отталкивая участкового, прогремело несколько
выстрелов, участковый ткнулся носом в стену, а от выстрела Костина огромный
человек, взмахнув неправдоподобно длинными руками, с размаху грохнулся на пол.
Зажгли какой-то свет, подошли поближе. Участковый стонал, зажимая окровавленное
плечо. На полу лежал огромный мужик с перевязанным лицом. Он был мертв.
– Вот тебе и здрассте, – расстроенно сказал Костин.
– Ты что, не мог в ногу попасть? – закричал
Беленький. – Ведь все концы обрубили, теперь хрен чего узнаем!
– А я нарочно, да? Темно тут, не видно ни фига. Что делать,
теперь уж ничего не поправишь, считай, дело закрыто, ох и нагорит от
начальства. А может, и проскочим!
Ровный шум мощного мотора «БМВ» убаюкивал, и Надежда
задремала, прислонившись к Валиному надежному плечу. Ей даже начал сниться
какой-то сон – унылый и невразумительный, как заседание секции
научно-технического общества. Вдруг машину подбросило, и она проснулась. Они
ехали уже не по шоссе, а по проселку; это чувствовалось, несмотря на прекрасную
подвеску, машину кидало на ухабах. Проехали черный облетевший осинник, и по
сторонам замелькали домики дачного поселка, большей частью – довольно скромные,
одноэтажные, обшитые потемневшей от времени вагонкой. Попадались изредка и
ровненькие кирпичные или каменные коттеджи – веяние времени, первые ласточки,
залетевшие сюда из богатых пригородов и фешенебельных дачных поселков, двух– и
даже трехэтажные дома с черепичными крышами, гаражами, просторными террасами.
Надежда отметила про себя, что коттеджи наши богатые соотечественники строят
уже не хуже, а, может, даже и лучше, чем на благословенном Западе, а вот
красивого сада ей видеть у них как-то не доводилось – то ли мода еще среди них
такая не распространилась, то ли садовников хороших у нас нет, хотя это вряд
ли.
Поселок был по зимнему времени пуст, многие дома заколочены.
Но вот они проехали поселок до конца, свернули на какую-то тропу, состоявшую уж
совсем из одних ухабов, и наконец остановились перед скромным зеленым домиком.
– Вот и приехали, – сказал Павел, гостеприимно указывая
на дом и участок. – Вот она, наша фазенда!
Присмотревшись к дому повнимательнее, он помрачнел.
– Похоже, у нас были гости.
Действительно, одно из окон было разбито, а входная дверь
выломана и полупритворена. Павел что-то пробурчал себе под нос и зачем-то
объехал дом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с дороги.
Они вышли из машины. Надежда растерла затекшую в дороге
поясницу и следом за Павлом через выломанную дверь вошла в дом. Внутри
творилось черт знает что: вещи из шкафов вывалены на пол, все коробки и ящики
перевернуты вверх дном, матрацы сброшены с кроватей.
– Странно, – сказал Павел, – такое впечатление,
что ничего не взяли. Вон, даже бутылка водки нетронутая стоит. Все вывалено,
перевернуто, разворочено – но ничего не украдено. Похоже не на кражу со
взломом, а на обыск.
– Обыск и есть, – выразительно взглянул на него
Валя. – Хорошо бы только понять, что они искали и нашли ли это... да и кто
такие эти «они» тоже не мешало бы знать.
Павел начал, чертыхаясь, наводить в доме порядок, Надежда
ему помогала.
– Чтоб их черти взяли, все крупы из банок высыпали и
вермишель. Ладно, хоть белье постельное не испортили, больше здесь ничего
особенно стоящего и не было. Еще у отца в комнате погляжу, у него приборов
много было.
В мастерской покойного Никандрова было еще хуже: у всех
приборов были сорваны корпуса, в них тоже что-то искали. Павел только
страдальчески охнул.
– Ну, тут уже ничего не поделаешь, это все только на помойку
годится.
Валя присматривался к приборам с живейшим интересом.
– Ага, вот, оказывается, где тот осциллограф, который при
инвентаризации найти не могли! И гальванометр этот мне до боли знаком...
Интересно, как покойник осциллограф-то с работы вынес? Остальные приборы
небольшие, можно припрятать, но осциллограф здоровенный!
– Подумаешь, осциллограф! Уговорил какуюнибудь женщину, она
его под пальто пристроила, сказала, что в положении, и всего делов!
– А назавтра в проходной ее уже поздравляли с благополучным
разрешением?
– Да Бог с ним, с осциллографом, что же всетаки здесь могли
искать?
– Судя по тому, что они даже тестеры и гальванометры
разломали, что-то не очень большое.
Надежда повернулась к Павлу:
– Скажите, а где вы ключ от дома прячете? У всех обычно есть
такой тайничок для ключа – гденибудь под крыльцом, под скамейкой.
– А, сейчас покажу. – Павел вышел на улицу. – Есть
у нас такой тайник, только не смейтесь. – Он подошел к дощатому нужнику,
вошел внутрь и поднял стоявшее в углу перевернутое заржавевшее ведро. –
Вот здесь... о, смотрите-ка!
Под ведром лежал ключ от входной двери и небольшой сверток в
полиэтиленовом пакете. Павел осторожно развернул пакет. В руках у него
оказалась видеокассета.
– Видимо, вот это они и искали.
Они вернулись в дом.
– Видеомагнитофона здесь нет, отец иногда привозил его для
какой-то своей работы, но, наверное, увез. Больше, я думаю, мы ничего не
найдем, надо возвращаться.
– Давайте хоть чаю выпьем, а то холод такой, дом совсем
выстудился.
Павел включил в сеть электрический чайник и полез в шкафчик
за заваркой.
– О, смотрите, не обманул отец, купил Маринке «Пуазон», вот
духи, а я сперва не заметил. Выходит, правда были у него деньги.
