Совершенно неожиданно для себя я выхватила отпечатанный на принтере
документ и мгновенно положила на его место чистый лист бумаги, из стопки. Эрик
взял этот лист, не заметив подмены, и так же, как и вчера, сжег его в
пепельнице, а потом отнес пепел на кухню. Дальше все было по вчерашнему
сценарию: он так же сел в кресло и замер, а через полчаса порозовел и очнулся.
Увидев меня, он вскочил и даже взял меня за руки.
— Ну что, что это было? Неужели все как вчера?
Тут он заметил, что держит мои руки и вообще стоит слишком
близко, и смутился.
Но мне стало не до телячьих нежностей, потому что кое-что
встало на свои места в моей голове. Поэтому я спокойно отняла руки и отошла от
Эрика подальше.
— Вы так же, как и вчера, работали на компьютере,
подготовили такой же документ…
— И что, что там было?
Ни слова не говоря, я протянула ему отпечатанный на принтере
листочек. Эрик вцепился в платежку и уставился на нее в совершенном изумлении.
Через полминуты он поднял на меня растерянный взгляд.
— Если бы я не видел это своими глазами — ни за что бы
не поверил! Не могу придумать этому никакого логического объяснения. Неужели
действительно я напечатал это в бессознательном состоянии? Это совершенно
корректно подготовленное платежное поручение, плательщик — Фонд имени Ульриха
Майера, та самая благотворительная организация, местное отделение которой я
возглавляю. Я ведь рассказывал вам про это вчера?
— Ну да.
— Да-а, банковские реквизиты, расчетный,
корреспондентский счета, индивидуальный номер налогоплательщика и прочее
указаны совершенно правильно. Впрочем это не удивительно: реквизиты моего фонда
в компьютере забиты и проставляются в платежке автоматически.
Я смотрела на Эрика укоризненно — уж очень меня утомили
разные непонятные слова, — но он никак не реагировал на мой взгляд.
— А вот получатель, — бормотал он, как
ненормальный, — некий фонд «Арвен», о котором я никогда не слышал. Его
банковские реквизиты мне ничего не говорят, но они производят впечатление
вполне корректных, по крайней мере, в ИНН — десять цифр, в расчетном и
корреспондентском счетах — по двадцать, все как полагается.., я ведь могу
проверить, соответствует ли корсчет названию банка… А сумма платежа не указана.
Интересно.
Очевидно, я не выдержала и издала какой-то звук, потому что
Эрик соизволил посмотреть на меня.
— Не сочтите меня ненормальным, — совершенно
правильно отреагировал он на мой взгляд. — Дело в том, что скоро на счет
нашего фонда поступит из Германии очень большая сумма денег для целевого
финансирования нескольких детских больниц… Вы понимаете, что будет, если я и
дальше не смогу контролировать свои" действия? Ведь мне доверяют огромные
деньги… Что со мной происходит?
Я смотрела на Эрика и думала: искренен ли этот человек? Он
производил на меня очень хорошее впечатление, разумеется, если забыть о первой
нашей встрече, когда Гораций вымазал его плащ. Серьезный, солидный мужчина.
Опять же общался с Валентином Сергеевичем, а уж ему-то я доверяла
безоговорочно.
Но с другой стороны, говорят же, что у мошенников всегда
самые честные глаза… Может, он нарочно хочет заручиться моим свидетельством,
чтобы я подтвердила… Подтвердила — что? Что он неизвестно куда перевел
доверенные ему деньги не по злому умыслу, а в бессознательном состоянии? Но
ведь это совершенный бред! Кто в такое поверит — с моим свидетельством или без
него? Да и денег-то пока никаких нету, он их еще не получил, так что перевести
не мог, во всяком случае, он так говорит. Тогда зачем я ему нужна? Как
говорится, в жизни случится такое, что не придумаешь и в книжке не прочитаешь.
Мне предстояло решить трудную задачу: либо поверить, что
Эрик порядочный человек, попавший в беду, либо считать, что со мной играют в
грязную игру. Существовал еще третий вариант: оба мы с Эриком хором сошли с
катушек, но в такое верить совсем не хотелось.
В пользу Эрика говорит его дружба с Валентином Сергеевичем и
еще Гораций. Гораций хорошо к нему относится, а ведь собаки чувствуют фальшь и
притворство, и вообще плохих людей. А во вред Эрику говорит только то, что я
его совершенно не знаю. Не знаю, как он жил до того, как переехал в этот дом,
не знаю, почему он один.
Да, действительно, а почему он один? Такой, можно сказать,
симпатичный мужчина, то есть белобрысый, конечно, но аккуратный, вежливый,
образованный, да и обеспеченный, в конце концов! В наше время состоятельность
чуть ли не на первом месте, особенно среди молодых девиц! Я представила, как
Эрик едет на своей машине, а рядом с ним расселась шикарная такая девица с
патологически длинными ногами и роскошной рыжей гривой. Хотя нет, он, наверное
предпочитает брюнеток, раз сам — блондин. Хоть брюнетка, хоть блондинка, но мне
такое зрелище не понравилось. Не ходят к нему девицы, иначе Раиса Кузьминична
бы знала, уж такой факт она не пропустит.
Тут я сообразила, что уже минут двадцать мы сидим с Эриком и
молчим. Я уставилась куда-то в пол и предалась размышлениям, а он, оказывается,
смотрел на меня.
— Вы мне не верите? — спросил он тихо.
Вечно у меня все написано на лице!
Возможно я взбалмошная, эгоистичная и легкомысленная. Но я
отнюдь не толстокожая. И я поняла, что от моего ответа Эрику зависит очень
многое. Если я отвечу отрицательно, то Эрику будет плохо, а я тоже потеряю
что-то, чему пока не могу дать названия.
— Верю! — сказала я.
Он улыбнулся и посмотрел на меня ласково, но я была
настроена серьезно.
— Если я вам верю, то и вы тоже должны мне поверить, —
сказала я строго. — Так что ничему не удивляйтесь.
Я подошла к столу и написала на чистом листке бумаги:
«Пойдемте в ванную!»
Эрик прочитал и буквально отвесил челюсть.
«Зачем?» — спросил он меня глазами.
«Так все делают, когда не хотят чтобы их подслушивали», —
невозмутимо написала я.
«Вы считаете, что нас могут подслушивать?»
«Не исключено».
Тут листок кончился, и теперь уже я сожгла его в пепельнице.
— Дорогой, я приму душ! — крикнула я
неестественным голосом и хлопнула дверью посильнее.
В ванной я уселась на стиральную машину и стала ждать Эрика,
предварительно пустив воду из крана.
— Что это значит? — явился он весьма
удивленный. — Что за детские игрушки?
— Слушайте меня внимательно, потом будете критиковать.
Значит, каждый вечер с вами происходят странные вещи, — начала я
вполголоса. — Вы впадаете в ступор в лифте, то есть лифт тут ни при чем,
дело во времени.
Ровно в семнадцать часов тридцать три минуты вам становится
нехорошо, независимо от того, где вы находитесь — в лифте или на лестнице. Дальше
вы приходите в квартиру, и по прошествии некоторого времени у вас полностью
теряется память, вы не контролируете себя и в бессознательном состоянии делаете
странные вещи. То есть это вам кажется, что странные, потому что вы не можете
себе представить, что в бессознательном состоянии человек способен действовать
логично. А на самом деле вы печатаете платежное поручение, то есть ничего
странного в этом нет. Вот если бы вы чувствовали себя Тарзаном, бегали бы по
квартире в голом, простите, виде и искали свою Джейн, то…
