Пришлось надеть брюки и мой любимый серовато-зеленый свитер
с высоким воротом.
* * *
В половине шестого я уже поджидала Эрика у его двери на
лестничной площадке.
В последний момент мне вдруг никуда не захотелось идти, да и
страшно было, но раз обещала человеку, то слово надо держать.
Он вышел из лифта и чуть заметно поморщился.
— Добрый вечер, — выдавил он неохотно.
— Добрый вечер, — ответила я.
Во мне проснулись вчерашние подозрения. Все-таки он очень
странный. Вчера чуть не умолял меня прийти к нему, чтобы присмотреть за ним, а
сегодня морщится и разговаривает сквозь зубы.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я.
— Как обычно, — услышала я короткий ответ.
Я собралась было распрощаться, с этакой неблагодарной
личностью и идти себе восвояси, но что-то подсказало мне взглянуть на часы.
Семнадцать тридцать ровно. Стало быть, сегодня Эрик приехал с работы чуть
пораньше, потому что обычно мы встречались с ним у лифта в семнадцать тридцать
три.
— Не подумайте, что я навязываюсь, но вчера вы сами
просили меня прийти, — спокойно и доброжелательно сказала я, мне нужно
было протянуть несколько минут. — Так что я уж и не знаю, как быть. Вы
хотите сказать, что я могу быть свободной?
При таком раскладе любой мужчина, разумеется, если он не
законченный хам, почувствует себя виноватым.
— Нет-нет, — воскликнул Эрик, — я очень вам
благодарен…
После этих слов он замолчал, лицо его покрылось бисеринками
пота и опять приобрело то отсутствующее выражение, которое я привыкла видеть,
когда мы ехали с ним в лифте. Так продолжалось минуту, как раз столько времени
нужно, чтобы доехать до моего четвертого этажа, отметила я про себя. Потом Эрик
очнулся, поглядел на меня жалко и растерянно, совсем как Валентин Сергеевич в
больнице, а потом все стало как раньше. Эрик был смущен, но надменное выражение
исчезло с его лица, он стал разговаривать, быть может, и слишком горячо, но как
человек.
— Добрый вечер, Лариса… Знаете, я думал обо всем, что
произошло вчера и решил, что не могу взваливать на вас свои проблемы. И мне так
неловко.., женщина, молодая, привлекательная, видит меня в неприглядном виде. Я
нахожусь в бессознательном состоянии, мало ли что я могу натворить…
Должна признаться, что его слова о молодой привлекательной
женщине вызвали у меня легкое приятное головокружение, и я даже пожалела, что
не надела черное платье, но вовремя опомнилась. Сделав вид, что не придала
значения его словам, я прошептала:
— Эрик, давайте не будем обсуждать все это на лестнице.
Соседи могут наблюдать за нами сквозь дверной глазок. Вы же не хотите меня
скомпрометировать! Я девушка честная и не хочу, чтобы видели, как я уговариваю
вас впустить меня к себе в квартиру. Так что давайте, пока не поздно, скорее
туда войдем.
Эрик посмотрел на меня печально и серьезно, ему было явно не
до моего игривого тона. Мы вошли в квартиру, и тут я поняла, что жутко хочу
есть. Сегодня был такой длинный и беспокойный день, я как-то не успела подумать
о еде и, кроме завтрака, достаточно плотного, надо сказать, ничего не ела, а
скоро шесть. Ноги сами повели меня на кухню.
Я решила, что уж если сижу тут нянькой при великовозрастном
дитяти, то имею право хотя бы на скромный ужин. Не подумайте, что я плохо
воспитана, просто привыкла заботиться о себе сама. Кстати, Олег, когда мы
ссорились перед разводом, утверждал, что я сама — единственное существо, о
котором мне приятно заботиться, остальные, даже мужья, стоят у меня не на
втором, а где-то на десятом месте. На что я отвечала, что все мои мужья не калеки
и не грудные дети, вполне сами могут о себе позаботиться. Не помню, чем
кончился наш разговор, но к единому мнению мы так и не пришли.
Эрик притащился за мной, устало волоча ноги. Я взглянула на
него и вдруг заметила, какой он худой и бледный, и под глазами синяки.
— Вы не больны? — спросила я и тут же осеклась,
уразумев всю глупость заданного вопроса.
Разумеется, он болен. Но вот чем? И откуда взялась такая
странная болезнь — приходить в бессознательное состояние и работать на
компьютере. В голове моей бродили кое-какие мысли после того, как я провела
целый день, читая записки Валентина Сергеевича, но ничего конкретного я сказать
Эрику пока не могла — уж очень много информации я получила в последнее время,
моя бедная голова не в силах была все переварить.
Пока я разбиралась с содержимым холодильника (я делала это
достаточно долго не потому, что нечего было приготовить на ужин, а наоборот —
холодильник был буквально забит всяческими полуфабрикатами, из чего я сделала
вывод, что никакая женщина не приходит сюда больше чем на несколько часов —
выбор продуктов был абсолютно мужской), Эрик уныло сидел за столом, машинально
барабаня пальцами. И вот, когда я наконец определилась и засунула цыпленка в
микроволновку, а овощи для салата — в мойку, Эрик вдруг резко встал,
прикоснулся рукой к виску, поморщившись от боли и вышел в гостиную. Я
устремилась за ним.
Дальше все развивалось по вчерашней схеме, с тем только
отличием, что я была готова к странному зрелищу, что предстало моим глазам, и
не воспринимала его со вчерашним испугом и удивлением, а наблюдала внимательно.
Лицо Эрика так же, как и вчера, осунулось и помертвело,
стало неживым пустым лицом манекена. И в то же время мне показалось, что в его
лице проступили какие-то чужие черты, сквозь его лицо, как на проявляемой
фотопленке, незаметно проступило сходство с другим человеком… Сходство
настолько неуловимое, что его можно было и не заметить, но я-то была вся —
внимание…
Это было не сходство черт — физически лицо его, разумеется,
ничуть не изменилось, — а скорее неуловимое сходство выражения.
Я мало знала Эрика, но уж настолько-то успела изучить его
лицо, чтобы понять, что черты его искажены чужим выражением.
Эрик так же, как и вчера, механически двигался по комнате, в
точности повторяя вчерашние маршруты, точно так же сел за компьютер, включил
его… Нет, его движения не были случайными, хаотичными. Он совершенно уверенно
нажимал клавиши, «кликал» мышью. В его движениях был странный автоматизм робота
или куклы-марионетки, будто кто-то посторонний дергал его за веревочки, двигал
его руками, но при этом все движения были точны и целенаправленны.
Он снова вызвал ту же программу, что и вчера, на экране
возник документ. Сегодня он работал над ним несколько дольше, заполнил больше
позиций, но я ведь не разбиралась во всех этих кодах и номерах.
Так же, как и вчера, Эрик включил принтер и отправил
документ на печать. Я склонилась над появившимся листком, пытаясь запомнить,
что же там напечатано, но сразу поняла, что для меня это нереально. Эрик уже
тянулся за листком, и я поняла, что сейчас он, как и вчера, сожжет его, и мы
так и не узнаем, за каким чертом он все это делает. Сегодняшняя попытка
окончится неудачей, а завтра — кто его знает, что будет со мной завтра?
