Позже я поехал к академическому руководству, пытался
объяснить, что вмешательство полуграмотных специалистов" в научную работу
недопустимо, но все, к кому я обращался, отводили глаза и говорили, что
интересы государства требуют строжайшего соблюдения режима секретности. И ничего
поделать с этим нельзя.
Я смирился с присутствием специалистов", смирился с
постоянными проверками и чуть ли не с обысками, смирился даже с тем, что кто-то
из моих учеников — тайный осведомитель… Я продолжал работать, а работа для меня
всегда была важнее всего.
Мне следует объяснить, какие именно результаты, полученные в
лаборатории, вызвали повышенный интерес тайного ведомства. Дело в том, что мы
занимались разработкой препарата, который должен был способствовать нормальному
развитию мозга и центральной нервной системы у детей со значительными мозговыми
патологиями, вызванными наследственными факторами или тяжелыми родовыми
травмами.
Мы достигли уже заметного прогресса, когда обнаружили, что
подопытные животные начинают проявлять весьма необычные качества.
Крыса, которая была помещена в клетку рядом с кормушкой,
сумела непонятным образом переместить корм в свою клетку, которую она не
покидала. Обезьяна уверенно выбирала коробку с фруктами — не в процессе
обучения, а сразу же, как только оказывалась в комнате для экспериментов. Мыши
находили выход из лабиринта в нереально короткое время.
Проследив за лабораторной крысой, мы увидели, как она
внимательно уставилась на недоступный ей корм, и он внезапно начал медленно
двигаться по направлению к ее клетке… Налицо был явный факт телекинеза.
В случае с обезьяной мы поставили несложный эксперимент:
если в комнате находился лаборант, который знал, в какой именно коробке лежат
фрукты, — обезьяна тут же находила нужную коробку, если же экспериментатор
сам не знал, какая коробка с сюрпризом", — то и обезьяна не могла
сразу ее найти. Таким образом, можно было предположить, что имеет место
телепатия…
Эти необычные свойства сохранялись у подопытных животных в
течение двух часов после приема нашего препарата. Именно эти результаты так
заинтересовали небезызвестное ведомство.
Меня же никогда не интересовала психология, я разрабатывал
лекарство, которое могло бы помочь больным детям, и его побочные действия
интересовали меня постольку, поскольку они могли причинить вред потенциальному
пациенту. Более того, я относился к странным результатам экспериментов с
известной долей недоверия, вполне естественным для серьезного ученого. Однако
десятки достаточно аккуратно поставленных опытов убедили меня в том, что
странный косвенный эффект имеет место, и хотя результаты лежали за пределами
моих научных интересов, они так серьезно меняли все представления современной
науки о мозге, что я не мог от них запросто отмахнуться.
Однако моего куратора" результаты опытов интересовали
отнюдь не в научном плане, а только с точки зрения их возможного применения в
работе его тайного ведомства — для использования в разведке, шпионаже и тому
подобном. Поэтому он категорически запретил какие бы то ни было публикации
наших результатов и обсуждение их с коллегами по биохимической науке.
Ослепленный возможностью продолжения интереснейших
исследований, я на какое-то время закрыл на все глаза и продолжал работать над
препаратом.
Через некоторое время Г, привел в лабораторию группу добровольцев,
на которых он хотел испробовать действие препарата. Я пытался убедить его, что
В-17 (так мы называли основной на тот момент вариант препарата) еще не проверен
достаточно полно, что от него могут появиться нежелательные клинические
последствия, однако Г, не хотел и слушать моих аргументов — для него главным
было то, что только на людях он мог достоверно и точно проверить возможность
чтения и передачи мыслей на расстоянии, это особенно интересовало его в нашей
работе. Надо признаться, что и сам я был настолько заинтересован в наших
экспериментах, что легко дал себя уговорить. Единственным оправданием мне
служит то, что Г., если бы я не согласился, воспользовался бы своей властью и
возможностями своей организации, чтобы проводить опыты, несмотря на мой отказ в
них участвовать.
Опыты на людях дали ошеломляющие результаты. Если в случае с
животными мы могли сомневаться в факте телепатии, а явление телекинеза
наблюдалось только у крыс, то эксперименты на людях — классические серии на
картах Зеннера — неопровержимо доказали, что препарат В-17 в течение некоторого
времени после приема дает совершенно отчетливое проявление эффекта телепатии,
причем проявлялась способность как к восприятию информации, так и к передаче ее
на расстояние. Эффект наблюдался на расстоянии нескольких метров и не исчезал
при установке различных экранов. В процессе эксперимента выявились добровольцы
с большей или меньшей способностью к телепатии, некоторые показывали просто
фантастические результаты, но хотя бы в слабой степени эффект препарата В-17
проявлялся у всех участников эксперимента. По ходу нашей работы мой куратор
проявлял все большую нетерпимость, вмешиваясь в ход научной деятельности. Еще
больше проблем возникало у меня с одной из его сотрудниц, некоей А. Р. Эта
женщина неоднократно заставалась мною и моими сотрудниками за попытками
обыскивать в наше отсутствие лабораторные шкафы, она вскрывала столы
сотрудников, переснимала записи. Я пытался апеллировать к академическому
руководству, но мне всякий раз со вздохом отвечали, что интересы безопасности
государства превыше всего, и ничего, к сожалению, поделать нельзя — поэтому
идите, Валентин Сергеевич, и спокойно работайте.
Чаша моего терпения переполнилась, когда я с абсолютной
точностью убедился, что частый прием В-17 приводит к негативного рода
изменениям в коре головного мозга и наносит здоровью человека ощутимый вред.
Я потребовал немедленно прекратить эксперименты и продолжить
работу над препаратом с целью устранения побочных эффектов, а опыты ставить
только на лабораторных животных — но Г, словно с цепи сорвался: он
категорически отказывался прекратить эксперименты и настаивал на увеличении
темпа работ. Как я ни был далек от их интриг, у меня все же появилось ощущение,
что генерал Г, ведет свою собственную игру, независимо от руководства.
Естественно, времена изменились, в обществе произошли
перемены, и могущество организации, в которой служил Г., несколько поубавилось.
В моей жизни в то время тоже произошли печальные перемены.
Внезапно умерла моя горячо любимая жена. Это явилось для меня огромным ударом,
потому что я в мыслях своих никогда не держал, что переживу ее. Эта женщина
давала мне не только свою любовь, но и силы жить и работать. Я благодарен
судьбе за то, что мы были счастливы двадцать лет…"
Я оторвалась от рукописи Валентина Сергеевича и перевела
взгляд на мамин портрет.
Знала ли она про таинственный препарат?
Очевидно Знала, но не все, она умерла раньше… Взгляд мой
переместился на часы, и я с изумлением увидела, что уже пять. Следовало
отложить записки и собираться на встречу с Эриком. Я наскоро подкрасилась,
расчесала волосы и в раздумье остановилась у платяного шкафа. С одной стороны,
следовало одеться поприличней — не в джинсах же идти к мужчине, с которым у
меня мало-помалу установились какие-то отношения. С другой стороны, свидание у
меня было явно деловое. Так что я с сожалением отбросила мысль о черном
трикотажном платье, которое мне очень шло — во-первых, к нему нужен был
соответствующий макияж и туфли, а во-вторых, платье так обтягивало фигуру, что
любой мужчина мигом забывал о делах (это не мое утверждение, а Олега, а он
никогда не врет).
