— Вот, узнаю тебя прежнюю, — улыбнулся он. —
А то я уже беспокоился, какая-то ты стала смирная, говоришь тихим голосом, не
ругаешься.
— Ладно, можешь проститься с Горацием и отбывать к себе
домой. Если что-то будет нужно, я сама тебе позвоню.
Аристид де Бельмон грустно смотрел на меня с обложки своего
романа. Ничего, завтра мы все наверстаем!
Перед сном я достала тетрадку Валентина Сергеевича, еще раз
посмотрела на рисунок дома. Дом несомненно тот же. И собака — Гораций. И что из
этого следует? Только то, что у старика бывали просветления. И стишок Маршака
он вспомнил полностью. Я закрыла тетрадь с тяжелым сердцем.
Проснулась я рано совершенно самостоятельно. Никто не звонил
в дверь и не обрывал телефон. Значит ли это, что началась новая жизнь, что Олег
поговорил со всеми моими мужьями и дал, так сказать, отбой воздушной тревоги?
Будем надеяться на лучшее. А пока все по плану: утренний туалет и водные
процедуры, то есть прогулка с Горацием под проливным дождем. И наконец я
дорвалась до Бельмона, отключив предварительно телефон.
И только вечером, когда я спохватилась и включила телефон
обратно, позвонила рассерженная следователь Громова и сказала, что с утра
требует меня на повторный допрос, и где это, интересно, я хожу, если всем
говорю, что работаю дома, потому что она, Громова, целый день до меня
дозвониться не может.
Единственный ответ, который пришел мне в голову, это «Не
ваше дело», но ведь с работниками милиции нельзя так хамски разговаривать, это
неразумно, все равно что дразнить тигрицу в клетке, у которой сломан замок на
дверце. Я представила себе следователя Громову в образе полосатой тигрицы в
сером костюме и в очках. Зрелище впечатляло. Поэтому я кротко поинтересовалась,
к какому часу мне являться завтра. Громова ворчливо ответила, что к двум.
С утра за всей суетой я не успела сосредоточиться и
подумать, а какого черта, собственно, Громовой от меня нужно на повторном
допросе.
Анна Николаевна Громова сидела в кабинете абсолютно в такой
же позе, то есть писала за столом. Только костюм был другой — в клеточку, а так
все то же самое — блузка, очки и выражение лица. Оторвавшись от своей писанины,
Громова молча выложила передо мной потертую кожаную сумку.
— Узнаете?
— Вроде бы у Луизы была такая, — неуверенно
проговорила я.
— Вы не мнитесь, сумку эту уже опознала соседка, —
строго проговорила Громова.
— А что вы тогда от меня хотите? Нашли убийцу?
— В том-то и дело, что нет, — вздохнула
Громова. — Мы, естественно, предупредили участковых в вашем районе насчет
убийства, чтобы посматривали там, может, что вырисуется. Есть там такой
тип, — она заглянула в записи, — Селиванов Е. К. Несимпатичная
личность, алкоголик, но не бомж, промышляет на помойке бутылками и всякой
дрянью. И вот вчера утром стоял он у магазина и продавал вот эту вещицу, —
она протянула мне изящный футляр от очков.
Старинная вещь в хорошем состоянии.
Футляр я сразу узнала, Луиза мне его показывала.
Действительно, красивая штучка, слоновая кость, инкрустированная перламутром,
Луиза говорила, что футляр остался ей от отца.
— Это Луизин, — сказала я.
— В общем, тут как раз совершенно случайно милиция
стала гонять теток у магазина, кто-то и обратил внимание на футляр.
Видно же, что вещь краденая. Так Селиванова и взяли, потом
нашли у него сумку. Все там было цело: косметичка, очки, платочек носовой. Не
было только кошелька, документов — пенсионного удостоверения — и статьи, что вы
отдали ей в тот вечер.
— И что из этого следует? — тихо спросила я, меня
начали одолевать мрачные предчувствия.
— Я продолжаю, — невозмутимо откликнулась
Громова. — Селиванов клянется, что женщину не убивал. Шел, говорит,
вечером, увидел, что она мертвая в будке лежит, и рассудил совершенно
справедливо, что ей сумка больше не нужна. Взял сумочку и пошел себе своей
дорогой.
— Мерзость какая! — не выдержала я.
— Это наш контингент, — вздохнула Громова.
— И вы ему верите? — вскричала Я. — Верите,
что не он убил?
— Как ни странно, верю. Во-первых, характеризуется он
как человек тихий, мухи, что называется, не обидит, — усмехнулась
Громова. — Во-вторых, если бы вы его видели, вы бы тоже поверили. Он уже
до такой стадии истощения дошел, что ему не то что шнуром задушить, ему и сумку
вырвать-то у здорового человека — и то проблема. Физически он на убийство не
способен.
— И что из этого следует? — опять повторила я.
— А из этого следует, гражданка Воробьева, — тут
Громова сняла очки и положила их на стол, — что некто убил Плойкину с
какой-то ему одному ведомой целью, но только не с целью ограбления. Потому что
если бы это был грабитель, то футляр для очков он бы точно забрал — вещь
ценная. А так убийца просто имитировал ограбление, потому что конец месяца,
пенсия давно была, и денег в кошельке у Плойкиной было мало, так соседка
говорит. Зачем убийца забрал удостоверение — понятно, чтобы не опознали труп. Он
не проверил карманы куртки, а там лежала ваша квитанция, поэтому труп Плойкиной
идентифицировали на следующий день. А вот зачем он забрал статью…
— С той же целью, потому что там была ее фамилия!
— Вот, кстати, насчет статьи, — оживилась
Громова. — Как я уже говорила вам, когда мы встречались в прошлый
раз, — тут она снова надела очки, что меня начало несколько
раздражать, — покойная Плойкина была на пенсии и подрабатывала дежурством
на телефоне. И как утверждает соседка, никакой научной деятельностью Плойкина
не занималась с тех самых пор, как вышла на пенсию. Да и когда работала-то…
Знаете, есть ученые, а есть сотрудники. Так вот Плойкина была сотрудницей. То
есть в свое время она, конечно, закончила высшее учебное заведение и пришла
работать в институт биохимии, и так там и трудилась скромно, даже кандидатом
наук не стала. И статей у нее никаких не было, только в соавторстве очень
давно.
Так вот я вас, гражданка Воробьева, спрашиваю: за чем она к
вам приходила?
Сделав театральную паузу, Громова добавила, помолчав:
— Потому что ни о какой монографии в данном случае не
может быть и речи.
— Н-да-а, я и сама понимаю, — пробормотала
я. — Но уверяю вас, она пришла именно за этим, то есть искала свою статью.
Возможно, у нее была навязчивая идея? — предположила я
без всякой надежды на то, что Громова купится на такой трюк.
— Возможно, — сухо ответила Громова. — Тогда
переходим ко второму вопросу.
Поскольку на убитой была надета ваша куртка, то можно
предположить, что ее перепутали с вами. Ну, дождь, темно. Так вот: у вас нет
врагов, вы никого не подозреваете?
Вот чертова тетка, доперла-таки! Хотя, возможно, она это
так, для проформы. Но я не хотела ни в чем признаваться Громовой, потому что
мне самой было не все ясно.
