— Справлюсь, — ответил он.
Они карабкались по трубе, а сверху до них доносились звуки праздника снаружи, похожие на голоса призраков.
На улице веселье достигло своего пика. На сцене актеры разыгрывали некую изощренную комическую интерлюдию с участием пяти клоунов и нескольких корзинок с кашей.
Долл смотрела на представление из-за кулис, до ее выхода оставались считаные минуты.
В Королевском павильоне, лицом к сцене, через три кресла слева от королевы сидел кардинал Вулли, не замечавший ни смеха, ни аплодисментов вокруг. Его грызло все возрастающее беспокойство.
В ряду за его спиной лорд Сли смотрел по сторонам с явной тревогой. Де ла Вега отсутствовал вот уже двадцать минут. Скоро королева могла заметить его отсутствие и спросить, куда пропал регент. Неужели возникла какая-то проблема… помеха…
Сли глотнул воды, чтобы очистить рот и голову, и даже позволил себе засмеяться вместе со всеми, когда сосед рядом обратил его внимание на форменное шутовство, царящее на сцене. Но лорд смотрел не на клоунов. Словно коршун, глава Тайного Совета не отрывал глаз от шатра для особо важных гостей у сцены. Сквозь туманный свет, лившийся от свечей, виднелись размытые лица Солсбери и Джасперса. Неожиданно встревожившись, словно от толчка невидимого локтя в бок, преподобный оглянулся, встретился со Сли взглядом и кивнул ему, коснувшись стола открытой ладонью. Осталось пять минут.
У Сли опять пересохло в горле. Он скользнул взглядом по придворным вокруг, наблюдая за тем, как отсветы от огней звездами сверкают на тиаре королевы, стоит правительнице засмеяться.
Звезды всегда были символом удачи, и величайшая удача сейчас виднелась ему в отсветах, танцевавших вокруг столь уязвимой головы Глорианы.
В шатре музыкантов Луи Седарн почесал щеку. Щетина отросла и кололась. Вся его жизнь кололась. Если он скоро что-то не сделает, то сойдет с ума. Он опустил лютню и стал пробиваться сквозь ожидающих музыкантов к выходу.
— Месье Седарн! — окликнул его маэстро Куперин. — Qu'est-ce que vous faites, maintenant?
[45]
— Одну минутку, мастер, — откликнулся Седарн. — Мне нужно посетить уборную.
Снаружи было темно и зябко. Триумф пару раз глубоко вдохнул носом прохладный воздух, дабы очистить легкие от жирного дыма и пыли, скопившихся в шатре музыкантов, и направился к палатке для отдыхавших актеров.
Это был длинный прыжок, длиннее и рискованнее, чем все, на что когда-либо решался де Квинси при обычных обстоятельствах. Ноги заскользили по черепичной крыше в поисках опоры, и на мгновение он представил, как вот-вот рухнет в объятия темноты внизу. Каким-то образом ему удалось удержаться, и доктор медленно поднялся на ноги. Матушка Гранди приземлилась рядом.
— Ну вот, ты ведь сделал это? — спросила она.
— Мадам, а вы сильнее, чем кажетесь, — отозвался он, с трудом переводя дыхание.
— Предпочитаю держать себя в форме. Кроме того, другого пути вниз и нет вроде бы.
— Вы в порядке? — негромко позвал их Ганс Гольбейн, высунувшись из окна наверху.
— О да! — успокоил его де Квинси. — Оставайтесь на месте. Мы за вами вернемся.
Без дальнейших размышлений он взял матушку за руку и повел за собой во тьму по наклонному скату крыши. Через секунду он осознал, что сделал, а через две понял, что Гранди руку не убрала. При всей своей решимости и непреклонности, она явно нервничала так же сильно, как и он. По какой-то странной причине от этого факта ему стало легче.
Спустившись по крыше, они оказались у водосточной трубы, отсюда открывался вид на главную сцену. Они ясно видели Королевский павильон и примыкавшие к нему шатры. Внизу перед зрителями дурачились клоуны.
— Ты видишь Джасперса? — спросила матушка Гранди.
— Честно говоря, я никого толком не вижу, — ответил де Квинси. — Это он? А, нет, это граф Ричборо.
— Не двигайтесь! — раздался позади ледяной голос.
К ним по крыше соскользнул снайпер — стрела на арбалете с прицелом смотрела прямо на них.
— Вы кто такие? — спросил он. — И какого дьявола здесь делаете?
— Послушайте… — начал де Квинси, надеясь, что честность — это все же лучшая политика, хотя его милицейское удостоверение не объяснило бы, почему он крадется по крыше на расстоянии выстрела от королевы.
Но матушка Гранди стиснула его руку, призывая к молчанию. Посмотрев на солдата, она вдруг произнесла:
— Опусти оружие.
Слова ее были едва слышны, но никогда за всю жизнь доктор не слышал столь могущественного приказа. Он невольно вздрогнул.
Без дальнейших вопросов стрелок убрал арбалет за спину.
— А теперь спи, — велела матушка Гранди тоном, не терпящим возражений.
Тот опустился на крышу и вскоре мирно засопел.
Пораженный, де Квинси уставился на пожилую даму.
— Голос Власти, — пояснила она. — Старый фокус, правда, я не люблю использовать его слишком часто. На мой вкус, он слишком близок к гоэтейе.
Дознаватель забрал у спящего арбалет и посмотрел в телескопический прицел на сцену внизу. Через мгновение он воскликнул:
— Вот! Вот он! Рядом с герцогом Солсбери в шатре для особо важных персон.
— Дай мне посмотреть, — попросила старуха.
Он как раз собрался отдать ей оружие, но внезапно замер и произнес:
— Он встает. Выходит из шатра. Я потерял его из виду!
Де Квинси оглянулся на матушку Гранди, и ему не понравилось выражение ее глаз.
Внизу Сли увидел, как преподобный выходит из шатра, и нервно сжал кулаки. Время настало.
Священник дошел до тента актеров и уселся на поваленный ствол, улыбаясь сам себе. Снял один из висевших на шее бархатных мешочков, развязал его и вытащил амулет. Поднеся его к свету свечи, Джасперс ухмыльнулся.
— Очень милая вещица, — послышался вдруг чей-то голос. — И несомненно, очень магическая. Для чего она предназначена?
Джасперс поднял взгляд и увидел лучезарную улыбку Луи Седарна.
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Маневр — дело модное
— Ты только что совершил ужасающую ошибку, друг мой, — сказал Джасперс. — И ты не проживешь так долго, чтобы пожалеть о ней.
— Я тебя знаю, — отозвался Седарн. Он прошел сквозь девятнадцать морских сражений и сейчас не подал виду, что хоть немного нервничает. — Ты же Джасперс из Гильдии. А я-то все гадал, какой мерзавец из Церкви стоит за всем этим?
Преподобный поднялся. Он был уверен в себе, но неожиданно ему стало интересно, кто же перед ним такой.
— Разве я тебя знаю? — начал он, вглядываясь в лицо француза. — Конечно знаю. С белыми волосами и без бороды, но ведь это ты, Триумф?
