— Два прекрасных воина на службе ее величества лучше, чем один, — задумчиво произнес Галл.
— Именно, — согласился де ла Вега, рассматривая содержимое бокала. — Я повстречал слугу, которого вы послали к кардиналу Вулли. Он заявил, что вы считаете преподобного Джасперса опасностью для ее величества.
— Да. Надеюсь, вы отправили его прямиком к кардиналу.
Де ла Вега покачал головой и в упор взглянул на капитана.
— Что ж, лорд-регент, похоже, нам все-таки придется выяснить, кто из нас лучший фехтовальщик Союза, не так ли?
— Похоже на то, — ответил испанец, ставя бокал на стол. — Похоже на то.
ГЛАВА НОМЕР ДВАДЦАТЬ ДВА
О самых разных поединках
Среди тех тридцати семи тысяч ста шестидесяти человек, что собрались на расстоянии мили вокруг Ричмондского дворца, разгорелось целых пять драк. Уже пробило четыре минуты одиннадцатого, а значит, веселье было в самом разгаре.
Драки под номером один и под номером два развернулись вне стен резиденции. У ворот Грин-парка стражи милиции впутались в шумную ссору с несколькими пьяными офицерами Адмиралтейства. Последние настаивали, что у них срочное сообщение для адмирала Поули, который как раз находится внутри, а первые насмешливо отвечали, что истории надо придумывать убедительнее. Моряки уже вовсю махали кулаками, а наблюдающая толпа подбадривала их ахами и охами, пока стражники не потеряли остатки терпения и не кинулись врукопашную сами.
На болотах Шина, располагавшихся в низине за Оленьим парком, семейства Хочкинов и Скаббольдов выясняли отношения, связанные с местонахождением бутылки муската. Очевидно, в какой-то момент она «укатилась» из корзины Скаббольдов и оказалась наполовину выпита Грэхемом Хочкином, у которого почти не было зубов и который мог питаться исключительно жидкой пищей. Однако все Скаббольды, включая пятнистого сеттера, рассудили, что будет неразумно отдавать ему всю бутылку.
Оба диспута оказались довольно кровавыми, но ни один из них не повлиял на дальнейшую судьбу Союза так, как страсти, кипевшие внутри дворцовых стен.
На подмостках Королевского павильона мастер Лукас из труппы лорда Чемберлена, мастер Грейвз из «Оха» и мастер Катон из «Лебедя» как раз добрались до середины тщательно отрепетированной «Битвы славного рассвета». Пред ними волновалась толпа. Со звоном взлетали блистающие бутафорские мечи, со всех сторон неслись крики и клятвы, напряжение росло каждый раз, когда тот или иной боец выходил вперед и обращался с монологом к зрителям. Кстати сказать, последним особенно понравилась та часть представления, когда мастер Лукас обрушил на мастера Грейвза столь сокрушительный удар, от которого последний свалился в специальную яму под сценой. Прямо скажем, благородная публика пришла в столь бурный восторг, что стучала кружками по столам до тех пор, пока мастер Грейвз не забрался на подмостки и, поклонившись, не сыграл сцену на бис.
Королева, как сообщалось, стучала кружкой по столу наравне со всеми. Похоже, столь драматичное начало представления произвело на нее благоприятное впечатление.
Интересно предположить, с каким энтузиазмом Глориана и вся толпа в целом рукоплескали бы, став свидетелями дуэли, которая сейчас разгорелась в холле северной части дворца.
Схватка эта выделялась среди прочих благодаря двум ключевым факторам: во-первых, друг с другом бились лорд Галл и регент Кастильский, два самых искусных и прославленных фехтовальщика Союза. Когда эти мастера демонстрировали свое искусство, то обычно привлекали больше зрителей, чем любое театральное представление. Во-вторых, сражение было превосходным, неотрепетированным — и лилась в нем настоящая, а не бутафорская кровь.
Потому, дорогой мой читатель, тебе неслыханно повезло, ибо сейчас нам выпала счастливая возможность посмотреть на эту — при иных обстоятельствах недоступную — битву титанов.
То была дуэль стальных нервов и холодных рассудков. Воины не просто защищали свою жизнь — в их руках лежала судьба Союза. Тем не менее они начали бой методично и по всем правилам. Обнажив клинки, оба отсалютовали друг другу, приветствуя врага. Пусть их схватка была жизненно важной, ни один из них не видел необходимости портить ее поспешностью, недостойной джентльмена, мешая противнику подготовиться.
По правде говоря, оба предвкушали битву, ибо им нечасто случалось испытывать свое мастерство в бою с равными себе. Галл обнажил рапиру. Ее сделал для него дрезденский оружейный мастер по имени Исаак Шпааатц, эффектная рукоять и плетеная гарда были изготовлены из вороненой стали, изукрашенной серебряными нитями и вкраплениями золота. В левой руке Галла находился кинжал столь же утонченного вида.
Де ла Вега держал в руке испанский клинок с гардой в виде перевернутой чаши и резным щитком изысканной работы из золотых и серебряных нитей. На пяте клинка красовался герб семейства де ла Вега. Само лезвие из толедской стали было на добрых шесть дюймов длиннее, чем у Галла. Испанец предпочитал континентальную хватку, указательным и средним пальцами цепляясь за крестовину, словно за шприц с огромной иглой.
Де ла Вега посмотрел на Галла.
— У меня нет второго оружия, сеньор, — сказал он.
Капитан нахмурился, посмотрел на кинжал и легким движением кисти отбросил его в сторону. Сталь воткнулась в обивку стены и задрожала, словно трамплин над водой, с которого только что спрыгнул пловец.
— Теперь мы равны, — ответил Галл.
— Благодарю вас за честную игру, — улыбнулся де ла Вега.
Лорд небрежно кивнул и поднял рапиру, расположив плетеную гарду на уровне глаз:
— Да здравствует Королева!
Де ла Вега дважды взмахнул клинком, вспоров воздух у своего носа:
— Будь она проклята. К бою!
Галл немедленно сделал молниеносный выпад, но испанец парировал удар.
Отпрянув друг от друга, они закружились в смертоносном танце. Регент бросился в атаку, но капитан ушел в глухую защиту. Клинок испанца так и не смог добраться до тела противника, дважды наткнувшись на сталь. Немного потеряв равновесие, Галл нанес режущий удар, но де ла Вега пригнулся и прыгнул вперед, отчего противники врезались друг в друга, сцепившись гардами.
Оттолкнувшись, они разошлись в разные стороны и схлестнулись вновь. Де ла Вега усмехнулся:
— Что ж, мы узнали, чего стоим, сеньор Галл. А теперь шутки в сторону.
Они набросились друг на друга. Клинки мелькали в воздухе так быстро, что почти не различались глазом, сталкиваясь, искря и звеня.
По всей вероятности, прежде в истории столь же искусные бойцы встречались на поле боя лишь дважды, но ни одна из тех схваток не могла сравниться с этой дуэлью в великолепии.
Один из таких боев произошел между Йованом Кнехтом из Дюссельдорфа, который двадцать лет совершенствовал искусство владения шпагой под руководством Жирарда Тибальта, и Кловисом Паппенхеймом, семнадцать лет оттачивавшим мастерство в Неаполитанской школе фехтования. Оба они считались величайшими воинами своего времени, и оба сокрушили по меньшей мере две сотни мастеров на пути к финалу турнира в Антверпене. Это случилось в 1843 году, и поединок закончился спустя три секунды, или двадцать девять ударов, — как уж вам удобнее считать. Противники решили нанести друг другу совершенно выполненный укол. Тщательнейшим образом описанная схватка закончилась возгласом судей: «Случайность! Это же чистая случайность!» — когда Кнехт и Паппенхейм одновременно рухнули на доски помоста.
