Художники кивнули и собрали свое громыхающее оборудование.
— Артисты, — нараспев произнес Спенч, подведя Вулли ко второй группе. — Гомон из «Лебедя», Флитч из «Розы», Хантингдон из «Русалки», Тробридж из «Оха» и Баскервилль из труппы лорда Чемберлена.
Режиссеры поспешно вскочили со стульев, на которых сидели, и расцвели профессиональными конкурентоспособными улыбками обожания. Все, кроме Хантингдона, который невольно бросил предательский взгляд на графин с бренди, стоящий на столе кардинала, и понадеялся, что дыхание не выдаст его с головой.
Вулли заметил все, и если бы не был сейчас в столь серьезном и деловом настроении, то это даже посмешило бы его. Он заметил то, как актеры старались выбиться вперед, улыбнуться шире, выглядеть уверенно и надежно, несмотря на толчки локтями и плечами, которые щедро раздавали друг другу. Возможно, решение привлечь все театральные труппы города к исполнению самого главного представления года было ошибкой, ведь сейчас перед кардиналом стояли самые агрессивные и завистливые люди Лондона. Но Вулли до сих пор помнил всю ярость и клевету за спиной, которые последовали за его выбором труппы лорда Чемберлена для прошлогоднего празднества, и считал любой вариант лучше того, даже такой.
— Благодарю вас за визит, джентльмены, знаю, что вы сейчас заняты последними приготовлениями, — начал кардинал со всей сердечностью.
Он давно уяснил, что разговор с театральными людьми лучше всего начинать с глупых улыбок, если хочешь настроить их на нужный лад. Квинтет разразился хором фраз вроде: «Да не стоит и упоминать об этом», «Вовсе нет» и «Боже! Да разве можно сравнить это с работой, что возложена на вас, ваше преподобие!». Вулли изобразил свою лучшую улыбку и подождал, позволив шуму утихнуть естественным образом.
После чего перешел к делу.
— Надеюсь, — сказал он голосом, в котором неожиданно послышались намеки на бой барабанов, на виселицы и остро наточенные топоры, — что у вас все в должном порядке?
— В абсолютном! — отозвался квинтет единым телом с пятью ртами.
— Прекрасно. Начнем в десять. Мы можем начать позже только в том случае, если ужин затянется и я лично вам об этом сообщу. Понятно? — спросил Вулли.
— Да, полностью, — ответило создание с пятью ртами.
Кардинал повернулся, не спеша прошел к столу и медленно, демонстративно откупорил графин. Повисла глубокая тишина, прерываемая только шелестением шума из-за окон.
— Джентльмены, я чрезвычайно высоко ценю ту работу, что вы проделали, дабы соответствовать моим просьбам, — сказал кардинал. — Я прекрасно понимаю, что сотрудничество ради удовольствия публики противоречит вашим натурам.
Последовала пауза, и потом Вулли улыбнулся, показывая, что шутит. Все преувеличенно захохотали, льстя изящному остроумию кардинала. Все, кроме Хантингдона, сумевшего выдавить только вялый смешок, ибо бедняга был полумертв от облегчения.
Вулли вновь продемонстрировал искусственную улыбку. Квинтет сверкнул зубами в ответ. «А вам стоило бы взять меня в театр, — подумал кардинал. — Я играю лучше, чем вы когда-либо сможете».
— Тем не менее, — продолжил он, — для целей нынешнего вечера мне придется назначить одного из вас ответственным за проведение мероприятия. Я знаю, подобный шаг вызовет раздражение у остальных, но такова необходимость. С целью повышения эффективности и в преддверии, несомненно, крайне беспокойной ночи я должен буду общаться с одним человеком, которому остальные должны подчиняться, чего бы им это ни стоило. Другого решения нет, и я очень сильно разочаруюсь в любом, кто отвергнет мое требование. Вам ясно?
Существо синхронно закивало пятью головами.
— Я намереваюсь решить этот вопрос как можно более справедливо. Дьякон Спенч? Не одолжите ли мне биретту?
Дьякон сделал шаг вперед и передал свой головной убор Вулли. Тот вынул из складок платья пять кусочков бумаги, свернутых трубочкой, бросил их в шапку и аккуратно ее встряхнул.
— Спенч?
С беззаботной улыбкой священник медленно вытащил одну и неспешно развернул ее неуклюжими руками, сверкая радостными ухмылками «сейчас будет». Актеры чувствовали себя крайне неуютно.
Наконец Спенч развернул бумажку, прищурился и громко объявил:
— Базиль Гомон.
Тот улыбнулся с подлинным удовольствием и почувствовал, как в него вонзаются четыре крайне неприязненных взгляда.
— Итак, я назначаю мистера Гомона. Выражаю вам свою благодарность, джентльмены. На этом все. Сейчас я обговорю последние детали с мистером Гомоном, и он тут же вам обо всем сообщит.
Хантингдон, Тробридж, Баскервилль и Флитч по очереди пожали руку кардинала и, громко шаркая, удалились.
Вулли отвел свежеизбранного к столу, где они могли рассчитывать на относительную приватность, и отложил в сторону биретту:
— Прошу прощения за всю эту суету. Мне нужно было, чтобы все выглядело справедливо. Мне не хотелось, чтобы вы беспокоились из-за споров за кулисами.
— Я все понимаю. Спасибо, ваше преподобие.
Голос Вулли упал почти до шепота:
— Как дела, агент Уизли?
— Хорошо настолько, насколько ожидаемо, шеф, — ответил Гомон. — Вся затея выглядит крайне уязвимой, но если парни лорда Галла все сделают с максимальной секретностью, то мы скомпрометированы не будем.
— Случилось ли что-нибудь, о чем мне следует знать?
— Как-то ничего не приходит на ум.
— Какие новости об агенте Борде Хилле?
Гомон помрачнел, лениво играя с бумажками, оставшимися в шапке, и сказал:
— Я бы сказал, что это тупик. Похоже, он ничего не выяснил. Я уже делал доклад о его работе, и сообщать там особо нечего. Понятия не имею, откуда вы его взяли, сэр.
— А вы и не должны, Уизли. Его происхождение — это информация крайне деликатного свойства, и, к сожалению, доступ к ней находится гораздо выше вашего уровня допуска.
— Ни слова больше.
— А где он находится сейчас?
— В том-то и дело. Агент Борд Хилл не попадался мне на глаза уже несколько часов кряду, — ответил агент Уизли. — С прошлой ночи, по правде говоря. Наверное, сейчас он находится где-то здесь. Чертовски хороший лютнист, отдаю ему должное.
Вулли задумчиво почесал подбородок и сказал:
— Как только увидите его, сразу пришлите ко мне. Придумайте какую-нибудь убедительную легенду. Мне необходимо с ним поговорить.
Агент кивнул и посмотрел вниз, на клочки бумаги:
— Боже мой! На каждом написано «Базиль Гомон»!
— Естественно, — ответил кардинал.
Он отпустил Гомона и приступил к разговору с кухонным персоналом. Скульптор по льду пребывал в дурном настроении, а ботинки его насквозь промокли. Вулли счел это дурным знаком.
