— Можешь засунуть эту оскорбительную сплетню в свой шелудивый клюз! — взорвался он.
Клинок взметнулся вверх в предательски обманном ударе, к которому Галл был совершенно не готов. Инстинктивное и совершенно необдуманное движение это было рождено исключительно гневом, и если бы мореход проделал сей маневр рапирой, а не картофелечисткой, то бравый капитан уже начал бы скорбный путь в фамильный склеп на берегах озера Лок Ларн. В нынешней же ситуации только загудел воздух, рассеченный маленьким, но бритвенно-острым инструментом. Последовало краткое столкновение — звук такой, словно взрезали кочан капусты, — истошный крик и поток крови.
Галл покинул двор с изрядной поспешностью и чуть ли не скачками, его тучный испанский секундант семенил следом, повизгивая:
— Сеньор! Сеньор капитан!
Триумф осел прямо на булыжную мостовую, прислонясь спиной к стене, и осмотрел нечто зажатое в протянутой руке.
— Галл? Галл, не уходи! — слабо крикнул он. — Ты ухо оставил.
Человек в черном важно прошествовал через двор к распростертому пьянице.
— Агнью, — выдавил Руперт, затуманенными глазами разглядывая подошедшего, — Галл забыл ухо.
— Именно так, сэр.
Сэр Руперт кивнул, положив руку на кровоточащую щеку:
— Агнью, кажется, лучше послать за доктором.
— Я бы охотнее послал подальше вас, сэр, — по зрелом размышлении пробормотал слуга.
В тот самый момент, когда лэрд Бен Фи во дворе Читти расстался со своим левым ухом посредством новейшей картофелечистки, шесть дней непрерывного ливня подошли к концу. Истощенные облака, выжатые досуха, с изрядным раздражением, но почти без сил уползали в сторону Шуберинесса и моря. Плачущее солнце, бледное, словно коптящая свеча, появилось над лондонским Сити. Настроение города тут же переменилось.
Едва схлынул потоп, в Лиденхолле снова раздались голоса торговцев, с чрезмерным воодушевлением заключавших новые сделки. У шлюзов Гиббона, на набережной, служащие Гильдии Водохранилищ и Труб откинули капюшоны непромокаемых плащей и обменялись понимающими, профессиональными взглядами, в которых читалось облегчение. В конюшне, примыкавшей к «Верховой Кобыле», проснулся Малыш Саймон и буквально через несколько секунд напряженных раздумий сумел вспомнить свое имя.
Город отряхивался от влаги. Окна потрескивали, высыхая, в разбухших деревянных рамах. Мокрые башмаки водружались на очаги. Жители кварталов, где было больше всего сточных канав, начали вычерпывать воду из домов с беспечной лондонской радостью, которую называли «духом блица» еще со времен воздушных атак в эпоху Прусского Возвышения. Болотные миазмы, проникшие в каждый уголок города, начали уступать место ободряюще знакомому аромату отбросов. На Кембриджской площади прохожие аккуратно обходили выброшенного потоком морского окуня, который хватал последние глотки воздуха, лежа на мостовой.
Спустя час после перемены климата один из лавочников Биллингсгейта продал пинту креветок, что повлекло за собой радость и ликование. Через девяносто минут в садах Бэбкок отряд городской милиции принялся за решение почетной, хотя и довольно необычной задачи по водворению баржи «Мариэтт Хартли» в реку, находящуюся в трехстах ярдах от нее. Впервые за шесть дней на свет показались самые храбрые из котов.
За две минуты до того, как часы на башне Святого Дунстана пробили одиннадцать, один из особо рьяных прихожан наконец-то всучил убранный шелком сувенир одному из прохожих, и вся паства принялась распевать старый добрый псалом под номером 66 («Пусть колья забора остры, но Бог припас для нас дары»). Через улицу сестры Оправданной Мадонны церемониально разоблачились и принялись прижиматься всем, чем могли, к окнам, выкрикивая поздравления и прочие согревающие сердца дипломатичные высказывания.
Паства Святого Дунстана поспешила внутрь церкви, вняв настояниям священника. Задержался только один певчий из хора, и большинство прихожан впоследствии заверили его, что теперь он, вне всякого сомнения, обречен на вечные муки, а глаза ему выколет Свирепый Кузнец Из Ада.
К полудню солнце уговорило туман подняться над столицей. Каждый дюйм дерева: стойки, балясины перил, балки, дверные полотна — в общем, каждый древесный дюйм стонал и кряхтел. В деревнях и селениях можно было расслышать жалобы сохнущей столицы, слабые и отдаленные, словно престарелый родственник выбирался из кровати в соседней комнате с плотно притворенной дверью. Пастух в Брентских лесах, прятавшийся от ливня под раскидистым дубом, услышав эти отдаленные вздохи, обрадовался, предчувствуя скорое освобождение от уже набившего оскомину дождя.
В Ричмонде террасы, клумбы, ряды кустов, газоны, лабиринты, беседки и посаженные в шахматном порядке деревья Королевского дворца сморгнули влагу и проснулись. Декоративные пруды неожиданно успокоились, а соцветия лилий решили отдохнуть на тихой глади, умиротворенные. Садовники смазали и выпустили из логова близ лодочных сараев газонокосилку. Послышался веселый свист бифитеров, которые наконец сняли непромокаемые плащи и отправились на патрулирование. Горничные на южной террасе принялись выбивать ковры ивовыми тростями, а прачки вывесили недельный запас влажного белья. Боровы и индейки, запертые в загонах к северу от охотничьих угодий, с тяжелым сердцем заметили приближение помощника шеф-повара и вытолкнули вперед самых слабых.
По извилистой дорожке, ведущей вдоль загона для выгула лошадей, хрустел гравием кардинал Объединенной Церкви Вулли, сопровождаемый двумя солдатами-пикинерами и гражданским лицом небольшого роста. Одежды кардинала были настолько богаты, что тонкостью напоминали рисовую бумагу, а роскошью — одеяния самого папы римского. Штаны же его светского спутника грозили прохудиться на коленях. Оттягивая на ходу плохо сидящее жабо, он смочил кончик свинцовой трубки языком и открыл записную книжку. То был ничем не выдающийся бородатый субъект с рыже-бурыми волосами, длинными по бокам и отсутствующими на макушке, и с золотым кольцом, пронзавшим мочку уха. Звали его Бивер, и так как это и есть я, ваш верный слуга, писатель, то не будем тратить на меня лишних слов.
— Знайте же, мастер Бивер, — сказал его святейшество, — что следующее заявление может быть опубликовано с моего дозволения в вашем издании.
— Порядок, кардинал! — промолвил я (Уилм Бивер).
Его святейшество продолжил:
— Таким образом, стало известно, что Ее Величество Королева Елизавета XXX, Повелительница всея Британии, Императрица Англо-Испанского Союза, Защитница Колдовства, Покровительница Чар… ну, вы знаете необходимую форму и подобающий стиль, Бивер.
— Да, икс, икс, икс и так далее, — кивнул я.
— Таким образом, стало известно, что ее величество отказывается в данный момент комментировать как серьезность угрозы мосту через Канал
[2]
со стороны подрывных элементов из организации «Liberte Gauloise»,
[3]
так и несостоятельные слухи, пришедшие к нам из Уилтшира. Тем не менее мы можем официально заявить, что благодаря перемене погоды в эти выходные пройдет День Коронации. Что касается настойчивых просьб испанской стороны отправить экспедицию на недавно открытый континент, то ее величество все еще ждет отчета от открывателя означенного континента, капитана сэра Руперта Триумфа.
