– Почему долг? – снова не понял Егор.
На него посмотрели с сочувствием. Все, кроме Гены, который на самом деле тоже не понял, но промолчал.
– Она ведь с нами попрощалась, – как маленькому, объяснила Егору Надя. – И она собирается спасти нас ценой собственной жизни. Не знаю, как, но собирается.
– О, Господи, – сказал Егор. – Ты уверена?
– Если даже это и так, – поспешил ответить за жену мудрый Володька, – то мы всё равно ничего не можем сделать в данной ситуации.
– А что бы ты сделал, если бы смог? – осведомилась Зоя. – Постарался бы отговорить?
– Н-не знаю, – растерялся Четвертаков– старший. – Может, постарался бы найти какой-нибудь иной выход…
– Иной выход нам уже предлагали, – напомнила Зоя. – Мы отказались им воспользоваться. И тем самым, как ни жестоко это звучит, толкнули Анюту к принятию именно того решения, которое она только что приняла. Пошли на крышу. Думаю, что очень скоро всё станет ясно.
И они пошли на крышу.
На двускатной, крытой крашеным железом крыше, Володька Четвертаков давно уже оборудовал нечто вроде личной обзорной площадки, с которой открывался замечательный вид на Дон и левобережные степные просторы. Зимой, особенно при противном северо-восточном ветре, находиться здесь было слишком холодно. Летом – жарко. А вот весной и осенью – в самый раз. Стоишь себе, облокотившись на перила. В правой руке у тебя – открытая бутылочка свежего пива, в левой – сигаретка, прямо перед тобой – неоглядная родная донская даль, рядом хороший старый друг… Что ещё надо для полного счастья? Пожалуй, что и ничего.
Когда они впятером забрались через чердак на смотровую площадку, ярко-алый широкий диск солнца только-только вполз из-за горизонта на небосвод. Чем дольше они стояли, и чем выше поднималось солнце, тем яснее становилось, что с вечным животворящим светилом что-то сильно не так. Собственно, они прекрасно знали, что именно с ним не так, но только теперь окончательно поверили в реальность происходящего. Солнце гасло, и на него, не мигая, уже можно было смотреть гораздо дольше одной и даже двух секунд.
– А зрителей-то прибавляется, – негромко заметил Володька и показал рукой с зажатой в ней полной бутылкой коньяка на соседнюю крышу трёхэтажного дома, на которой за мощным кирпичным парапетом тоже стояли и молча смотрели на солнце люди. Десятка полтора. – Не одни мы такие любопытные.
– Это не любопытство, – сказала его жена Надя. – Это прощание. Скоро весь город будет на улицах. Просто ещё слишком рано, и многие спят и не знают.
На международной космической станции очередной русско-американский экипаж не спал вторые сутки. Солнце остывало, словно снятая с огня сковородка. Создавалось такое впечатление, что кто-то невидимый и страшный просто высасывает энергию светила, как паук муху, и, судя по всему, собирается этим заниматься до тех пор, пока не высосет все окончательно. На Земле царил полный шухер, снизу постоянно требовали информацию, но космонавты не могли сказать ничего. Приборы показывали, что космос пуст и чист как обычно, а энергия просто исчезает в никуда.
Командир экипажа Сергей Дергачев как раз вёл визуальное наблюдение за окружающим станцию космическим пространством (другими словами просто тоскливо пялился в окошко), когда в поле его зрения величаво вплыл новенький автомобиль «жигули» марки ВАЗ-2101.
Синего цвета.
У Сергея самого был точно такой же лет, эдак, двадцать пять назад.
П…ц, отрешённо подумал старый космический волк (это был четвёртый полет Дергачева в космос). Пора сдаваться психиатру или, как минимум, поспать.
Он оторвался от окуляров и воровато огляделся. Коллеги и подчинённые не обращали на командира никакого внимания – у каждого были свои, очень важные дела. Тогда Сергей закрыл глаза, потряс головой и снова посмотрел в окружающее его космическое пространство.
Машина не исчезла. Наоборот, она даже несколько приблизилась, и света умирающего солнца вполне хватило Сергею, чтобы разглядел в салоне на месте водителя, человека. Женщину. Кажется, молодую и красивую.
Дважды п…ц, обречённо подумал космонавт, мало того, что солнце гаснет, так тут ещё и…
Женщина обернулась и как-то грустно помахала Дергачеву рукой.
Космонавт опять крепко зажмурился, медленно досчитал в уме до десяти и посмотрел снова.
И, разумеется, не увидел ничего, кроме равнодушных и прекрасных чужих звёзд.
– Дай-ка хлебнуть, – сказал Егор и протянул руку к коньяку.
Володька передал другу уже наполовину пустую бутылку.
Егор запрокинул голову, прикрыл глаза и сделал два не просто больших, а каких-то отчаянных глотка…
– Смотрите!! – закричала Зоя.
Поперхнувшись, Егор оторвался от горлышка бутылки и глянул на солнце, так как ничто иное теперь было просто недостойно людского внимания.
Он посмотрел прямо на солнце, ещё минуту назад похожее цветом на гаснущий в потухшем костре уголёк и сначала не поверил собственным глазам. Но поверить пришлось, потому что уже через несколько секунд ему пришлось отвести взгляд. Уголёк налился изнутри сначала красным, а после ярко-жёлтым светом.
Как будто на уголёк заботливо и сильно подули.
А после бережно положили на него ворох сухих просмолённых веточек и подули снова.
Егор обнимал всхлипывающую у него на груди Зою (рядом, уткнувшись в мужа, рыдала Надя), вдыхал свежий и горьковатый запах её волос и чувствовал, что по щекам его тоже текут слёзы.
И он совершенно точно знал, что эти слёзы текут вовсе не оттого, что он слишком долго сегодня смотрел на солнце.
КОНЕЦ
