Совсем заброшенная железная дорога, пролегающая через промзону, заброшенную наполовину.
Это здесь, у нас.
Тропинка на задах каких-то гаражей и складов, судя по всему, тоже расположенных в некоем подобии промзоны — там, за очередной гранью Внезеркалья.
И летняя ночь — одна на все реальности.
Но у нас на поржавевших рельсах — ни единой живой души. А тут сразу же человек шесть-семь в десяти шагах впереди и чуть правее.
Нездоровая возня и приглушённый мат. Женский, оборвавшийся вскрик:
— Пустите меня! Пуст…
— Кусается, сука! — удивлённый возглас.
— Н-на! — звук пощёчины.
— Юбку, юбку, б…дь!
Ого, да никак ребятки решили всерьёз позабавиться… Пока я, ещё несколько ошалевший после перехода, соображаю, что предпринять (хотя чего здесь соображать — убегать надо, не моё это дело), меня заметили. От стаи отделяются трое: молодые, здоровые и агрессивные. И, уверен, нетрезвые. У одного в руке нож, у второго, кажется, на пальцах левой — кастет. Третий вроде бы не вооружён, но кто его знает…
— Эй, дядя, закурить не будет?
О, господи, везде одно и то же. Ясно, боятся, что я не просто убегу, а подниму шухер и обломаю весь кайф.
Значит — что?
Правильно. Дать кастетом по голове, и пусть мужик тут рядом в кустах поваляется, пока вся гоп-компания не получит желаемого.
Нет, ребятки, этого не будет. И не надейтесь.
— Закурить? — переспрашиваю. — Легко!
Лезу за отворот куртки, вынимаю из-под мышки «беретту»:
— Ну, кому тут закурить?
— Газовая пукалка? — небрежно осведомляется тот, что с ножом, и смещается вправо. — Не смеши, дядя…
Стреляю в пространство между двоими так, чтобы кожей щёк ощутили ветерок от пули. Получается громко.
— В магазине ещё одиннадцать таких, — сообщаю. — А вас только шестеро. На всех хватит, потому что стреляю я хорошо.
— Ты не понял, мы ей заплатили, а эта сука…
— Это вы не поняли. Отпустили девчонку и бегом отсюда! — Чувствуя себя героем дешёвого боевика, направляю пистолет точно в лоб одному из них. — Живо! Ну?!
Ворча и огрызаясь, они нехотя уходят. Чистая стая. Звери. А я остаюсь наедине с их прерывисто всхлипывающей жертвой, но понимаю, что задерживаться здесь нельзя — никто не мешает подонкам вернуться с хорошо вооружённым подкреплением.
— Ты как, — спросил я, присаживаясь рядом с девушкой на корточки, — идти можешь?
— Могу… кажется.
Я помог ей подняться и оглянулся. Вроде никого. Но о безопасности уже говорить не приходится.
— Ты где живёшь?
— Здесь недалеко. Вы… вы меня проводите? — Голос у неё приятный, но с резкими, диссонирующими нотками. Сама не сказать что высокая — метр шестьдесят пять, не больше. Вызывающе короткая юбка, разодранная на груди блузка. Лицо как следует разглядеть не могу — темно, но фигурка и ноги, кажется, весьма и весьма хороши.
— Провожу, куда я денусь. Тем более что мне, в общем-то, всё равно куда идти.
— Как это? — заинтересовалась она. — На бездома вы не похожи.
Так, вот и первое новое слово в этой интересной альтернативке. Бездом. Бездомный, значит. Бомж, по-нашему. Впрочем, не мешает проверить — может быть, я плохо расслышал или не понял.
— Не похож на бездома… — повторил я задумчиво. — Почему? Пахну не так?
— Запах и одежда — само собой, — сказала она. — Но главное не это. Бездом, даже если у него в кармане пистолет, никогда бы не вмешался. А вы вмешались.
— Не стоит преувеличивать мои заслуги, — сказал я, стараясь придерживаться классической лексики (первое правило в чужой альтернативке). — Деваться мне в любом случае было некуда, они на меня с ножом шли. И кастетом.
— Глупости, — фыркнула она. — Убежали бы, и конец трудностям. Вы бы убежали, а я осталась. Жуть, — она вздрогнула и непроизвольно обхватила себя руками. Впрочем, было довольно прохладно, а блузка-то на ней разодрана…
— Погоди-ка, — я остановился, расстегнул сумку, достал оттуда лёгкую запасную ветровку и протянул ей. — Накинь, холодно.
— Спасибо.
Ветровка была ей велика, и в облике девушки сразу появилось что-то трогательное и домашнее.
— А вас как зовут?
— Мартин. А тебя?
Она рассмеялась:
— Вы серьёзно?! Не может быть. А я — Марта!
— Мартин и Марта, — хмыкнул я. — Надо же, какое совпадение. Вот и не верь после этого в судьбу.
— А вы не верите в судьбу? Я очень верю.
Тебе и положено верить в судьбу, подумал я. В силу профессии. Многие проститутки верят в судьбу. Что рано или поздно всё равно в их жизни появится благородный и небедный мужчина, который возьмёт за руку и уведёт из этой жизни в другую. Чистую, интересную и красивую.
Но ничего этого я, разумеется, говорить не стал, а лишь заметил:
— Я в бога верю. По-моему, этого вполне достаточно.
— Тоже неплохо! — сказала она, неожиданно развеселившись. — Думаешь, тебя… вас мне бог послал?
— Можно на «ты», — разрешил я. — Хотя ещё не известно, кому кого он послал.
— Это ты к тому, что тебе идти некуда? — догадалась она. — Так не переживай. У меня переночуешь. А новый день сам подскажет, что делать.
— Спасибо, — кивнул я. — Не откажусь. Но и не обременю, не беспокойся.
— А я и не беспокоюсь. Отбеспокоилась уже на сегодня.
Тем временем тропинка кончилась, и мы вышли к жилым домам. На первый взгляд они мало отличались от тех, что стояли на этом же месте в моей реальности. Такие же бетонные панели, кирпич и стекло. Впрочем, ночью особо не разобрать. Да и незачем. Завтра будем разбираться. Если будет желание и возможность. Потому что, как всегда, не в домах дело, а в людях, которые эти дома населяют. Эти дома, этот город, эту страну и этот мир.
Марта жила на двенадцатом этаже в двадцатиэтажной «свечке», отдельно стоящей в глубине квартала. Стандартная однокомнатная квартира. Судя по всему, не её.
— Снимаешь? — поинтересовался я, оглядываясь в прихожей.
— Конечно, — подтвердила она. — На свою заработать трудно. Особенно в наше время.
Я чуть было не ляпнул, что, мол, работать вообще трудно, но вовремя удержал язык за зубами. Только морализаторства мне здесь и не хватало.
— Разувайся, раздевайся, не стесняйся. — Марта скинула туфли. — Есть хочешь?
— Нет, спасибо, не голоден.
— А выпить?
— Хм…
— Ясно. Значит, не откажешься. Иди на кухню, я скоро.