– Теперь давай за твой дом, – сказал Румт. – Я его люблю. Это вообще единственный дом, который я люблю.
– И для меня это единственный дом, – легко согласился охотник. – Другого и не надо. Давай. Пусть стоит и не падает.
После третьей, которую, не мудрствуя, выпили за здоровье присутствующих, тарелка с мясом опустела, и Румт сыто отвалился на спинку стула.
– Все, – сообщил он. – Больше не могу. Спасибо.
– А у меня больше и нет, – сказал охотник без тени усмешки. – Вернее, есть, но уж больно в погреб лезть неохота. Ну что, может еще по одной? – он кивнул на бутыль.
– Ты же меня знаешь – ответил Румт. – Мне этого вполне достаточно, чтобы стало хорошо, а лучше уже все равно не будет. Давай сам, если хочешь.
– Нет, – отрицательно мотнул головой Арт. – Сегодня у меня не питейный вечер. Сам не хочу. Чайку, вот, с удовольствием. Как ты насчет чайку?
– Радостно, – кивнул Румт. – А то меня от твоего угощения что-то в сон потянуло.
– Так спи, – предложил хозяин. – Кто мешает?
– Не время спать, – подмигнул Румт. – Время рассказывать. А уж потом спать.
– Понял, – хмыкнул Арт. – Тогда со стола убери, пока я чай сварганю. Чтобы тебя не так в сон тянуло.
– Чай настоящий, – похвастался он через пять минут, разливая по кружкам горячий настой. – Выменял у «диких» по случаю две недели назад. Полкило за две оленьих шкуры. Недорого. С учетом того, что они все равно украли его у сестер-гражданок.
– Или в схроне каком-нибудь нашли, – вставил Румт.
– Нет, – возразил охотник. – У чая из схронов другой совсем аромат. Хуже. Герметичность герметичностью, а сто пятьдесят лет – не шутка. Тут никакой продукт не устоит, потеряет вкусовые качества. Ну, если не считать хорошо закупоренного коньяка, разумеется.
– Ты говоришь, что виделся с «дикими» две недели назад? – спросил Румт.
– Да.
– С пещерными или лесными?
– С пещерными, конечно. Зачем лесным оленьи шкуры? Там своих оленей – стреляй не хочу. Да и чай они не пьют. Дикари – одно слово.
– Действительно, – почесал лоб Румт. – Что-то я после обильного ужина резко поглупел.
– Ерунда, просто расслабился, – утешил гостя Арт.
– Погоди, – поднял на него свои темные глаза мут. – Они что, сюда к тебе приходили?
– Еще чего, – фыркнул хозяин. – Это я в горах охотился. У меня ж там заимка есть. Забыл?
– Нет, я точно плохо соображаю, – пожаловался Румт и сделал несколько глотков из кружки. – А между тем разговор у меня к тебе серьезный. И как раз по поводу «диких», сестер-гражданок и мутов.
– Тогда давай спать, – решил Арт. – Потому что серьезные разговоры лучше на свежую голову разговаривать. Если ты не торопишься, конечно. Я-то совершенно точно не тороплюсь. Может твой разговор до утра потерпеть?
– Может, – подумав, согласился Румт. – До утра может. Но не дольше.
– А дольше и не нужно. Я, конечно, пофигист известный, но мне тоже интересно. Заинтриговал ты прямо меня.
– Чем же это? – удивился Румт. – Я же ничего по сути не сказал.
– Так тебе для этого и говорить было не надо. Достаточно, что такой человек, как ты, ради одного разговора сутки без остановки шагал ко мне от самого города. Ты ведь от города шел?
– От города, – подтвердил мут. – Только я не человек. Я мутант.
– А мне по фигу, – сказал Арт. – Все, давай спать. Вон тахта, ложись. Я рано встаю.
– Спокойной ночи.
– Куда она денется. Только свечи и лампу погасить не забудь.
С этими словами Арт Жес поднялся, взял один канделябр и вышел из комнаты.
Румт некоторое время прислушивался, как поскрипывают ступеньки лестницы под ногами охотника (усадьба была двухэтажной, и спальня хозяина располагалась как раз на втором этаже), затем задул свечи, прикрутил фитиль лампы, улегся на тахту и через полминуты уже спал крепким сном.
Он проснулся, как будто вынырнул из воды. Сразу открыл глаза и сел, оглядываясь. В комнату сквозь окно проникал робкий свет раннего утра. Солнце еще не взошло.
Половина пятого, определил по своим внутренним безошибочным часам Румт. Часа полтора-два вполне бы еще мог поспать. Ну, и что меня разбудило?
Он прислушался. И в доме, и снаружи было тихо. То есть совершенно.
Стоп. Румт спустил ноги на пол, встал, прошел к окну, распахнул двойные рамы и выглянул наружу.
Так и есть. Птицы. Куда, спрашивается, девались лесные птицы, которым давно пора проснуться и петь свои утренние песни? Чего-то испугались? Но в случае опасности подали бы голос собаки Арт Жеса, а они молчат тоже.
Румт прикрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Обычно он и сам мог учуять опасность издали не хуже, а то и гораздо лучше любой птицы или собаки, но сейчас не чувствовал ничего. Или… Да, кажется что-то есть. На востоке. Очень далеко, почти на пределе восприятия. Но, если, например, взобраться на соседний холм…
Румт налил в кружку холодного чая, выпил, обулся, захватил с полки в прихожей бинокль Арта и вышел на крыльцо.
Восток уже вовсю пылал всеми красками восхода, и с минуты на минуту должно было подняться солнце.
Румт огляделся. Странно, но собак он нигде не увидел. Спят еще, что ли? Он легко сбежал с крыльца, вышел за ворота и направился к возвышенности, расположенной в полукилометре к югу от усадьбы. Этот холм был первым в северных предгорьях хребта, за которым простирались цивилизованные территории под властью сестер-гражданок.
На холм Румт поднялся одновременно с солнцем.
Когда он остановился на вершине и обратил свой взор к востоку, светило только-только выползло полностью из-за края горизонта и теперь, в утренней дымке, сияло на краю неба, словно новенькая медная монета.
Здесь же, на вершине холма, мут обнаружил и всех трех собак Арт Жеса. Жуткие псины стояли в ряд и, не отрываясь, смотрели на восток. При появлении Румта они даже не повернули лобастых голов, и только одновременно качнули из стороны в сторону хвостами, как бы говоря: «С добрым утром, конечно, и все такое, но мы очень заняты, извини».
Не теряя зря времени, Румт поднес бинокль к глазам и отрегулировал резкость.
Вначале он не заметил ничего странного или необычного. Та же, местами холмистая, с разбросанными там и сям рощицами и отдельными деревьями равнина, тот же горный хребет, тянущийся почти точно с востока на запад или с запада на восток – кому как нравится…
Стоп, а это что?
У самого горизонта, на пределе видимости, происходило какое-то движение. Казалось, что шевелится сама земля, и это шевеление медленно, едва заметно, распространялось с севера на юг, к горам. И в ту же секунду, когда Румт догадался, что это такое, встающее на востоке солнце закрыла черная низкая туча.