– Так точно, – хмуро ответил непонимающий смысла строевой подготовки темно-русый.
– Двадцать кругов вокруг казармы. По исполнении доложить.
– Но, господин инструктор, у нас через десять минут по графику огневая…
– Тридцать кругов! Бегом – марш!
– Э-э… Есть!
Майер проводил глазами выбежавшую из строя фигуру и обернулся к взводу.
– Пять минут на оправку и перекур, – скомандовал он и полез в нагрудный карман за сигаретой. – Р-разойдись!
Отряд торчал на Полигоне уже три дня. Точнее, не на самом Полигоне, а в специально оборудованном на месте заброшенной фермы учебном центре рядом с ним. Случай, заведший бравых разведчиков в публичный дом, не остановился на достигнутом. Вышло так, что после бурной ночи, девочки потребовали продолжения банкета (видимо, изголодавшиеся по женским прелестям солдаты Второй мировой, смогли дать им то, чего не могли дать современники). И банкет был с размахом продолжен. Еще через день выяснилось, что знакомые хозяйке заведения Лидии «полигонщики» ищут новых инструкторов и обещают за подготовку неплохие деньги. Последнее решило дело. С инструкторами у «полигонщиков» был вечный кризис, так как в мире без войн им, инструкторам, просто неоткуда было взяться, а денежный кризис наступал у отряда. Когда же выяснилось, что две команды намерены поделиться на немцев и русских и разыгрывать бой за безымянную высоту лета сорок второго года, а члены отряда продемонстрировали представителям «полигонщиков» свои знания в этом вопросе, то дело было слажено. С Лидией и девочками расстались по-мужски кратко, но при первом удобном случае пообещали вернуться. Правда, удобный случай мог подвернуться не раньше чем через год, потому что срок пребывания девушек в Городе заканчивался, но ведь и обещания проституткам – это всего лишь обещания проституткам. Пусть даже проститутки как бы и не настоящие…
– Здесь все «как бы», – пожаловался по этому поводу совсем недавно Сергей Вешняк, который жаловался редко, но основательно. – Даже в мире Ани, хоть там все было довольно плохо, даже на ее Земле я чувствовал себя лучше. Потому что она была настоящей. А здесь… Какое-то все тут… картонное. И вообще… Домой хочется.
– Это тебе, Серега, только кажется, – не согласился с ним тогда Стихарь. – А кажется потому, что они играют. Вернее, это мы видели пока только одну их сторону, сторону игры. Игра в пьяниц, в наркоманов, преступников, прожигателей жизни, проституток и сутенеров. Даже в полицейских и солдат – игра. И мы пока в этой их игре. А какие они настоящие мы и не знаем совсем.
– Почему не знаем? – удивился Хейниц. – Мы же смотрим новости. Они летают в космос, строят, растят хлеб, лечат и учат. Они умеют то, чего мы никогда не умели. Природу, вон, возродили… Мне они, скорее, нравятся.
– А я лично и знать не хочу, – упрямо помотал головой Вешняк, игнорируя энтузиазм ефрейтора. – Вот ты, Валера, говоришь – игра. А по-моему, не игра, а притворство одно. Обман. Сами себя обманывают. Мы, мол, хорошие и правильные, лечим и учим, на Марсе заводы строим и яблоки выращиваем, а в Городе и на Полигоне просто играем… Я так считаю, что подобными вещами нельзя играть – плохо такие игры кончаются. Если ты живешь, то живи, а не играй. Это будет честнее.
– Зато, видишь, у них войн нет, – сказал Малышев. – Разве плохо?
– Вот-вот, – пробурчал Вешняк, уже уставший от спора. – Оружие в руках держать разучились. А ну как враг нагрянет? Как они тогда будут защищаться?
– Все тебе, Рязань, не так, – вздохнул Стихарь. – Есть война – плохо. Нет войны – тоже плохо. Что-то я тебя не пойму.
– Да я и сам себя не пойму, – тоже вздохнул Вешняк и замолчал.
Вообще, подобные разговоры, за последние три дня велись постоянно. Вечерами, когда русские и немцы собирались вместе после «трудового дня» (днем приходилось гонять «полигонщиков» по полной программе, чтобы отработать уже, частью полученные деньги), кто-нибудь обязательно начинал рассуждать об этом странном, таком, вроде бы на первый взгляд благополучном, обществе, в которое они попали. Лицемерие и червоточину окружающего их мира чувствовали все, но выразить свои чувства и мысли словами, им, не привыкшим вести философские споры, было трудно. Да и споры все сводились на самом деле к одному: зачем здесь они и что дальше с ними будет. Как ни странно, но в этом вопросе все придерживались одного мнения: опасные приключения еще не кончились и держатся нужно вместе. По этому поводу как-то рыжий Курт Шнайдер высказал мысль, которая понравилась всем: «Мне иногда кажется, что за всеми нашими передрягами стоят вполне конкретные высшие силы. Высшие в том смысле, что их возможности гораздо выше наших. Не Бог, нет. Для Бога это все, пожалуй, мелковато. И вот я думаю, что не отказался бы при случае до этих самых сил добраться и по-нашему, по-простому, по-солдатски, объяснить им, кто они на самом деле есть и как им следует себя вести в дальнейшем».
– Ну, ты даешь! – искренне восхитился тогда Стихарь. – Ангелов задумал за крылья ухватить… Но мне эта мысль нравится! Нра-авится…
Ангелы, черти, высшие силы… Майер, сжав зубами сигарету, лег на спину в траву и уставился в прозрачное синее небо. Где они, эти высшие силы, способные вернуть их домой? На небесах, как наивно думал он раньше? Там, за этой синевой, только безжалостная бездна космоса. Он, пулеметчик Рудольф Майер, в этой самой бездне побывал и может свидетельствовать: там нет ни чертей, ни ангелов. Точнее, есть, но все они, за исключением ирюммов, имеют вполне человеческий облик. И самое смешное, что как раз ящероподобные ирюммы в гораздо большей степени напоминают ангелов, нежели люди. Или все сложнее, и высшие силы находятся в местах, которые невозможно постичь разуму человеческому? Но тогда все размышления на эту тему бесполезны. Потому что, чего невозможно постичь, того невозможно достичь. И будь, что будет. Аминь. А пока… А пока ничего не остается делать, как зарабатывать на жизнь, обучая молодых и не очень оболтусов основам воинского дела. Смешно, честное слово! Живут, словно в раю. Еды и жилья – навалом. Образование и медицина на таком уровне, о котором и мечтать-то было неприлично в их время. Наука. Техника фантастическая. Нет ни войн, ни преступности! Государств с различной идеологией и политическим строем и различных же религий – и тех нет! Молодые все (во всяком случае, стариков он здесь пока не встречал. Людей в возрасте – да. Но не стариков), здоровые, образованные, бля.… Чего, спрашивается, еще надо?! Живи да радуйся! Нет. С жиру бесятся. Города эти. Полигоны. В Городах пьют и всячески безобразничают, а на Полигонах стреляют. Друг в друга. А может, не с жиру. Может, действительно, природу человеческую так просто не переделаешь. Мало этой природе хорошей жратвы, медицинской помощи, крыши над головой и добрых умных учителей. Подавай этой б…ской человеческой природе чего-нибудь остренького да запретного. Хотя бы изредка. Пьянства ей подавай, наркотиков и баб непотребных. Риска для жизни ей подавай, агрессии, стрельбы и мордобоя. Насилия. Или все-таки с жиру бесятся? Ч-черт, тут любой философ и этот… как его… который психику изучает… социолог! (или психолог?) ногу сломит вместе с головой. А он кто? Простой солдат и бывший докер. И так уже никогда в жизни столько не думал как в последнее время. Начиная с Пейаны и до сего дня. А думать солдату, как известно, вредно. Солдату полезно есть и спать. Ну и еще кое-чего. Он вспомнил публичный дом в Городе и ухмыльнулся. Эх, и хорошо было…
