– Верно! – хлопнул в ладоши Стихарь. – Ну, Анна, ты молодец! Как же это я сам не догадался? Да мы же…
– Погоди, Валера, я не закончила, – остановила его Аня. – А то мы сейчас опять не о главном будем говорить. Вопрос, который перед нами ставили наши командиры, насколько я понимаю, был в том, остаемся мы единым отрядом или расходимся. Так, господин обер-лейтенант и товарищ лейтенант?
– Именно, – подтвердил Дитц.
– Близко, – кивнул Велга.
– Вот. По-моему, каждый из нас должен ответить сначала именно на этот вопрос, а уж потом трепаться на отвлеченные темы. Подаю вам пример и отвечаю. Я за то, чтобы быть вместе. Мне сердце подсказывает, что так надо. А мое сердце меня еще никогда не обманывало.
– А что тут отвечать? – удивился Малышев. – Ясно, что вместе. Тут и думать нечего. Раз вместе горе мыкать начали, то вместе его и заканчивать надо.
– Так уж прямо и горе, – передразнил дальневосточника Стихарь. – Бывало и хуже. Но я согласен. Мое нетерпеливое сердце тоже подсказывает, что впереди нас ожидает много чего интересного.
– Я с вами, – просто сказал Хейниц.
– Поддерживаю, – буркнул Майер.
– И я, – улыбнулся Шнайдер.
– А я вообще не понимаю, зачем было спрашивать, – сказал Вешняк. – Нас от службы никто не освобождал. Тут и говорить не о чем. За.
– Вот и отлично, – скупо подвел итог Дитц и недоуменно посмотрел на стакан апельсинового сока в своей руке. – А что это мы пьем? После хорошего обеда мужчины должны пить коньяк и кофе.
– Принести? – оживился Стихарь и вопросительно посмотрел на Велгу.
– Тащи! – махнул рукой Александр. – Это дело не грех и запить.
– А я сварю кофе, – предложила Аня.
– Лучше я, – возразил Хельмут, поднимаясь со стула. – Вы, русские, не умеете варить кофе. Вы, русские, умеете варить чай.
– Во-первых, не варить, а заваривать, – подбоченилась Анна, – а во-вторых, это мы еще посмотрим! Вызываю на соревнование. Половину варите вы, а половину я. И устраиваем дегустацию.
– Идет, – потер ладони Дитц. – А победителя определяем тайным голосованием. Чтобы по-честному.
Когда в половине девятого вечера прибыл Николай, вся компания находилась в замечательном расположении духа. После одной бутылки коньяка, одной виски и одной водки (немцы пили пополам с апельсиновым соком, а русские предпочли чистую), Анна отыскала в компьютере какую-то непривычную, но очень зажигательную музыку, про которую ласково сказала, что не ожидала здесь встретить старый добрый рок-н-ролл, врубила этот самый «старый добрый» на полную катушку и принялась учить всех желающих танцевать под этот совершенно сумасшедший ритм. Как ни странно, но быстрее всех суть чудных телодвижений уловил гигант-Малышев, и уже через двадцать минут после начала всем остальным оставалось только хлопать в ладоши, глядя на лихо отплясывающую пару. Так что звонок водителя они услыхали чудом.
В пять минут ящики из грузового флаера были переправлены в подвал, после чего хозяин отогнал свою летающую машину на расположенную неподалеку стоянку и вернулся в дом.
– Я так понимаю, что к веселью народ расположен, – блеснул он глазами и беспрекословно выпил предложенный Дитцем коньяк. – Глупо сидеть дома в первый вечер в Городе. Равно, как и во второй, и в третий, впрочем. Я так и не спросил вас, кстати. Вы когда-нибудь вообще в Городе бывали? Понимаю, что мой вопрос нелеп, но мне почему-то показалось….
– Отчего же нелеп, – усмехнулся Дитц. – Вполне нормальный вопрос. И мы ответим на него честно. Не были. Так уж получилось.
– Ну, тогда позвольте мне быть вашим гидом. Вот только…
– Кто-то, разумеется, останется сторожить дом, – поспешно заверил его Майер.
– Это лишнее. В дом практически невозможно попасть без спроса хозяев. Двери только выглядят деревянными, а стекла тут такие, что выдержат, пожалуй, прямое попадание танкового снаряда. Просто…. Скажите, вы собираетесь так выходить на улицу?
– Не понял, – честно признался Вешняк. – Так – это как?
Аня засмеялась, а остальные недоуменно переглянулись.
– Кажется, я догадался, – почесал в затылке Стихарь. – Имеется в виду наш прикид. Одежда, то есть. От нее за версту разит… Полигоном. Так?
– Да уж. Вообще-то, в Городе каждый одевается как хочет, но вам наверняка известно, что горожане недолюбливают полигонщиков и наоборот. А зачем нам лишние конфликты?
– Незачем, – согласился Велга. – Мы народ мирный.
– У вас есть во что переодеться? – спросил Николай
– У нас-то есть, но вот у Ани…
– Между прочим, я после Полигона в Город не собиралась! – Анна сделала вид, что обиделась. – Это была ваша идея.
– Ничего, ничего, – поспешил успокоить девушку Николай. – сейчас мы что-нибудь подыщем.
Он подошел к компьютеру, убрал звук, ткнул пальцами в клавиши… часть стены отъехала вбок, и за ней обнаружился встроенный платяной шкаф с разнообразной мужской и женской одеждой.
– Выбирай, – великодушно разрешил водитель. – Тут до вас много кто жил и одежду часто оставляли.
– А это удобно? – спросила Аня.
– Нет, вы точно странные ребята, – пожал плечами водитель. – Совсем одичали на своем Полигоне. Говорю выбирай, значит, выбирай.
Дважды Анну просить не пришлось и через пятнадцать минут отряд, готовый к выходу, собрался внизу. Восемь тщательно выбритых мужчин в одинаковых переливчатых сварожьих комбинезонах и Анна в вечернем черно-белом платье с глубоким вырезом на спине, в серебристых туфельках на высоком тонком каблуке, с собранными в небрежную, но очень изящную прическу волосами, открывавшими стройную девичью шею…
– Мама дорогая…. – схватился за грудь Валерка. – Мадмуазель, вы пронзили мне сердце! Где были мои глаза?!
– Поздно, Ростов, – прогудел Малышев подавая девушке могучий локоть.
– Ах, мальчики, не ссорьтесь, – картинно потупилась Аня, ковыряя носком туфельки пол. – Я вас всех люблю!
– Ну как, – спросил Дитц у Николая. – Теперь нормально?
– Вполне. Надеюсь, пулевое или – не дай бог – энергетическое оружие никто за пазухой не прихватил на всякий случай? В Городе разрешены только игольные парализаторы.
– Мы знаем, – кивнул Велга. – Пошли?
И они пошли.
Глава девятая
Широкое – во всю стену – окно, как и положено, выходило на море. По летнему времени он держал его открытым, и было приятно, скрестив руки, стоять лицом к морю, а спиной к изрядно опостылевшим апартаментам, вдыхать горьковатый от морской соли воздух, слушать приглушенный расстоянием шум прибоя и стараться ни о чем не думать.
Последнее, впрочем, удавалось плохо.
