– На Марсе каждый– переходит в тот биологический возраст, который соответствует его внутреннему состоянию. Кто на Земле старик с душой юноши – у нас на самом деле юноша, но с мудростью старого человека. Кто чувствует себя зрелым мужчиной – приобретает вид сорокалетнего. Ты можешь слетать со мной на Марс как на экскурсию. А потом вернешься! Устраивает? И своих друзей успокоишь. Может даже проблему, касающуюся Соединенных Штатов, решишь?
Я без всякого интереса вспомнил про падающие спутники. Роман улыбнулся."
В голове у меня вновь прозвенели серебряные колокольцы, так, по касательной, на краю сознания и тишины. Тишины моей души, что ли, в общем, моей, исконной тишины, той, где огромный простор. И я согласился. Не потому, что убеждали, не потому, что меня каким-то боком прельщали Марс и бессмертие. Просто согласился.
– А когда намечен старт? – спросил я.
– Да вот в «Бодриус» заглянем. Я же договорился с издателем. Рукописи ведь у тебя?
Папки с рукописями лежали на столе. Я недоуменно посмотрел на них. Вот странная моя жизнь, прости господи. Только «Бодриуса» теперь не хватало. А все ж весело, почему бы не заглянуть? Думается, тот издатель теперь мне совсем иначе глянется.
А Ириша? И я вспомнил во всей подробности мою ночную фантазию, как бедная Иришка остается один на один с негостеприимным миром людей. Я задумался. Что-то, какая-то туманная мысль проскользнула, но не смог ее ухватить за хвост. Словно я уже что-то знал, предвидел, что ли. Но благоприятным ли было это предвидение или нет?
– А может, сейчас слетаем и быстро домой? – спросил я.
– Можно и сейчас, и очень даже быстро. Как прикажешь.
Покладистость Романа меня почему-то успокоила, хотя должна была по идее насторожить. Что-то все-таки очень человеческое, причем, в хорошем смысле этого слова, в нем было. Ну да ладно. Поскорее слетаем и покончим с этим.
– К вечеру, надеюсь, управимся?
– Ты забыл про газету. Она настоящая. Именно такой номер МК выйдет двадцать четвертого марта, если ты останешься здесь.
– Это что, предсказание?
– Это точное видение твоей судьбы. В астрале запечатлено будущее каждого человека. Перейдешь в лебес – это тоже тонкая субстанция, подобная астралу, только нашего марсианского города, – тогда избавишься от земной судьбы.
«А ведь экая бяка выходит. Лететь-то надо как раз ради Ириши, чтобы не оставить вдовой».
– А двадцать второго слетать нельзя никак?
– Можно. Но тогда нельзя будет вернуться. Тебя здесь уже похоронят.
– Как это?
– Тебе пока это трудно понять. В лебесе нет вещества. Это, как и астрал, тонкая субстанция. И ты, твое вещественное тело, прибыв на Марс, должен будешь перейти, перетечь в эту тонкую субстанцию, запечатлеться, как мы говорим. После этого ты перестанешь нуждаться в вещественной оболочке. Ты будешь, опять же, как мы это называем, кристаллизовать свою астрально-лебесную структуру внутри вещественной материи, когда пожелаешь, со всеми особенностями твоего организма. Но можешь добавить и новых свойств. Возможности в этом откроются у тебя большие. Но запечатлевание – дело неспешное. Одним словом, извини нас, Викула, но день этого нашего разговора мы выбрали так, чтобы у тебя не было возможности подождать. Сегодня или никогда.
Молодцы, ребята. Как есть молодцы. Эдик с полковником – дети рядом с ними.
– А-а, полковника вспомнил, – улыбнулся Роман. – Милый старик. Знаешь, он хотел нас на сроках переиграть. Надеялся поймать на дате твоей смерти.
– Он что, знал?
– Подслушал разведчик. Ну да ладно. Что ты решил? Идем в «Бодриус», или по боку его?
– Все-таки любопытно глянуть на живого издателя.
«Именно живого, а не какого-нибудь ноосферного фантома», – мысленно добавил я, вспомнив исчезнувшую дачу под Нарофоминском.
– Конечно, столько лет ты ждал подобной встречи. Тогда вперед, нашего друга перса мы покидаем.
Мы чудно съездили в издательство, чудно переговорили, с кофейком, коньячком. Пошутили, анекдоты друг другу порассказывали. И не две, все три вещи были приняты.
Потом я попросил заехать домой. Поговорил с Иришей. Пришлось немного приврать. Сказал, что с подачи и за счет «Бодриуса» еду в Англию, что документы Роман уже успел подготовить, что билет заказан. А почему так внезапно все всплыло – Роман хотел сделать сюрприз. Имя и вид Романа, который согласно кивал каждому моему слову, благотворно подействовал на Иришу. Она даже не очень обиделась. Засуетилась, стала собирать вещи.
Сборы заняли около часа, а я с удивлением поймал себя на желании немедленно оказаться на Марсе.
Я бестолково топтался возле чемодана, собираемого Иришей, изображая мужа, срочно улетающего в командировку, потом решил навестить на кухне Романа. Он сидел за столом и что-то читал. Поднял голову – тоска у него во взгляде какая-то. Впрочем, улыбнулся, спросил что-то насчет настроения и опять стал читать.
Когда мы с ним вышли из квартиры, я принялся что-то говорить об Ирише, даже пошутил, он же, не дослушав, вдруг сказал:
– Не будешь против, если на Марс тебя повезет перс?
– Нет, а что?
– Тогда отвезу тебя к нему, – повеселел Роман.
Мы покатили на его волге, а он говорил:
– Если бы я тебя вез на Марс, то эта волга стала бы твоим космическим челноком. А теперь поедешь на джипе, устраивает?
– На джипе? На Марс?
– Ага, на Марс. Полетишь с патриархом. Наши патриархи – серьезные люди.
– Патриарх?
– Есть у нас некоторая иерархия, вполне неофициальная. Все, кто высадился на Марс до современной эры – патриархи. Те, кто как я – в первом тысячелетии, – старейшие. А остальные без особого звания. Молодежь.
– Кто здесь нас, патриархов, поминает? – раздалось с заднего сиденья.
Меня подбросило от неожиданности, точнее, я вздрогнул, точнее, вжал голову в плечи. За спиной сидел перс – рыжекудрый юноша. А Роман улыбался во весь рот. Я-то привык видеть его серьезным, шутки как бы между торочим. Во весь рот при мне он еще не улыбался.
– Полюбил дешевые шутки, патриарх? Прямо с утра?
– Прямо с утра и полюбил.
Я, чтобы поддержать атмосферу, реабилитировать себя, что ли, спросил:
– Но теперь и остальные получат звание, раз вы званиями отмечаете тысячелетия? На дворе ведь первый год нового тысячелетия.
– Над этим стоит подумать, – согласился перс. – Сворачиваем на Щелковское шоссе.
Джип перса обнаружился в Измайловском лесу, был припаркован прямо к березе в самой чаще. Как он туда его затащил? Мы оставили волгу на дороге, попрощались с Романом, который, глянув в сторону чащи, произнес: «Шутки продолжаются, перс?», и битых двадцать минут тащились по лесу, сперва по тропинке, а потом уж никакой тропинки не было. Я пыхтя протискивался между ветвей, чуть ли не по земле волочил свой чемодан. Ничего себе командировочка!
