– Ну что мы знаем о психологии марсианцев? Они ведь не вполне люди. Знаете, пристроится один из них где-нибудь на улице позади Викулы. Дунет в дудочку...
– А на Марсе, значит, будет оправдываться, мол, извините, товарищ, что мы вас насильно вывезли.
– А он у них на Марсе сам скажет «Спасибо», что взяли, – полковник явно не спешил сдавать позиции. – Проникшись, так сказать, духом марсианства.
– Ладно, тогда так. У нас, скажем, есть один шанс на миллион переиграть марсианцев. Значит, мы должны его использовать. Есть другие мнения?
– Предположим, мы перехватываем момент вызова Колокольникова на рандеву. Узнаем дату. Вы уже подготовили сценарий разговора с ним?
– Подготовил. О предполагаемой смерти ему рассказывать не стоит. Викулыч такой – может согласиться и помереть. Неожиданный он в таких вещах. Попытаемся убедить его спасти Россию. Здесь имеются возможности.
– Да, все очень просто, – пожал плечами полковник. – Слетать на Марс и спасти Россию.
– Самих марсианцев, как я понимаю, нам, землянам, бояться пока нечего. В данном случае мы пытаемся спасти одного лишь Викулу. Сам себя он спасать не пожелает. А чувствовать себя частью общего огромного дела – это может сработать, потому что такого он еще ни разу не чувствовал, не участвовал, не выработал иммунитета.
– В этом я положусь на вас, Эдуард. Значит, ждем?
* * *
Перс встретился с Романом только в середине февраля. Они медленно плыли над штормовым океаном в огромном, как мини-грузовик, джипе перса и разговаривали. Ураганный ветер вздымал тяжелые волны, волны налетали на джип и не могли никак зацепиться, поймать его. Игрушка была явно не для этого ребенка.
– Поздравь меня, латин, я стал первым, кто полностью перейдя в марсий, смог посетить Землю, кристаллизовать себя здесь.
– Даже не верится. У марсия с астралом нет ничего общего.
– Теперь есть, латин, – перс похлопал себя по груди, – общее перед тобой.
– Итак, первый настоящий выход в космос. Прими мои поздравления, перс.
– Подожди радоваться. Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Я сейчас плыву над Марсом, и у меня совершенно нет желания поддерживать собственную кристаллизацию здесь. Другое дело – новые планеты, настоящий космос. Но это в ближайшей перспективе.
– Что ты должен был мне сообщить, перс?
– Кандидатура русса признана, хотя был большой спор патриархов. Я сказал «да». Разнообразие Марсу не помешает. Слишком мы полюбили предсказуемость. Ты знаешь, что это беспокоит меня, латин. К тому же я по-прежнему держусь мнения, что такое предсказуемое развитие зависит не от нас, все запланировано марсианами. Я их уже ненавижу, латин.
– За что, перс?
– Они лишили меня души.
– Э-э... Что ж ты об этом на Марсе не говоришь?
– На Марсе меня устраивает отсутствие души. На Марсе нас все устраивает. А так не должно быть. Это я говорю тебе, старейший. Но поговорим о другом. Почему только на исходе третьего тысячелетия нашего пребывания в лебесе мы смогли выйти в космос, и то в ближайший, сюда, в космос Земли? Уже давно видим в шуле самые далекие миры, и все кажется, – еще немного поработать в марсии – и дорога к ним открыта. И ничего не выходит. Арамей по этому пути пошел, усложнил свои структуры марсия в надежде достичь космического контакта. Я же, напротив, стал упрощать. Это идет в разрез с нашим знанием, латин.
– Так, значит, ты повстречался здесь со своей забытой душой, брат перс? И какой ты ее нашел?
– Жалкой. Крошечной. Ободранной.
– Жалеешь ее?
Перс вдруг исчез. Место за рулем освободилось. Но ненадолго. Через несколько секунд возник снова.
– Извини, старейший, – сказал перс. – Я отвлекся. Оказывается, подобное посещение Земли чревато немалыми неожиданностями. Может быть, хотя бы ты скажешь мне, куда мы движемся? Вы, старейшие, достигли в лебесе таких структурных высот, которые мы, патриархи, в свое время и помыслить не могли. Мы старались в лебесе не задерживаться, мы рвались в марсии, словно в землю обетованную. И что же? Ни мы, ни вы не видим, что нас дальше ждет. Только одно лишь усложнение наших структур и нашего знания. Новые способности? Тебе не надоели твои новые способности, латин? Не отвечаешь. Тебя сейчас интересует только твоя женщина, я знаю. Можешь мне не верить, но я тебя очень хороши понимаю. Я свою душу сейчас почувствовал, как ты свою женщину. Что мне с ней делать?
– Думаю, ни у тебя, ни у меня обратной дороги нет.
– Когда мы последний раз с тобой беседовали, знаешь для чего я был на Земле? Я вовсе не искал кандидата. Я уже знал, что вскоре смогу проникнуть на Землю из марсия, без перемещения тела в лебесе. И думал, что тогда бесповоротно утрачу связь со своим прошлым человеческим существом. Чтобы этого не отучилось, я собирал по всему астралу лоскутки воспоминаний астрала обо мне земном. И, как видишь, преуспел. Не знал я, что астрал хранит так много меня былого.
– А за лоскутки те зацепилась душа. Ты задумал переворот, перс?
– Нечего переворачивать. Увы. Я пытаюсь разобраться с самим собой. На Марсе я, как и все, самодостаточен. И только та часть меня, что погружена в астрал, – загадка.
– Можешь ли ты помочь мне, перс? Я вижу, ты как-то смог соединить доселе несоединимое – земной астрал и марсии. Можешь ли приглушить во мне зов Марса? Хотя бы на какое-нибудь время? Хотя бы на десять лет...
– Как мало ты просишь, латин. Жалкие десять лет... Я подумаю. Мне это уже интересно.
– Ты диссидент, перс.
– А ты – влюбленный дурак, брат латин.
– Итак, приглашение русса остается в моей компетенции?
– Нет. Патриархи решили повести дело лично. Я себя предлагать не стал. Поэтому сюда прибудет халдей. Не любит он кристаллизовать себя в лебесе, но по такому случаю сподобится, старик. Так что, жди гостя. И жди меня. Нам с тобой не русс сейчас важен. Ты, как и я, нуждаешься в горизонтах. Мой тебе совет: с халдеем во всем соглашайся. Он здесь, на Земле, туповат, многого не понимает. Тебя сейчас в Москву?
* * *
Субботним Вечером десятого марта Эдуард позвонил полковнику, сказал, что есть новости и что он немедленно едет к нему.
Сегодня утром Викуле позвонил Роман и предложил встретиться завтра, в воскресенье, по поводу публикации. Викула не хотел терять выходного дня, посвященного Ирише; и перенес встречу, на понедельник.
– Видите, Степан Тимофеевич, прав оказался я. Они позвонили.
– Да нет, молодой человек. Поверьте моему чутью, действовать они должны были не по-человечьи. Просто Роман, латин то есть, во всем хочет походить на людей, заметил я в нем это. Чтобы... – полковник оборвал фразу.
А Эдик мысленно продолжил: «Чтобы его земная подруга нормально воспринимала».
