– В смысле, стихи, на гитарах играли. Умничали.
– А потом?
– Потом появился Роман. Вот так же, как вы сейчас, стоял у стойки. Тоже коньяк заказал, без лимона. И пить не стал. Просто стоял и смотрел. Изучал он их, это ясно. На следующий день пришел, говорит – кто хочет бабок, типа, все ко мне.
– Из-за денег?
– Ну. А из-за чего? Когда книгу печатают – хорошие деньги платят.
– Понятно. Он предложил им возможность публиковаться.
– Типа того.
– Вы очень нам помогли, Федор. Многое стало понятным. Думаю, ваши муки скоро закончатся.
– В натуре? – обрадовался бармен.
– Да. Мы еще понаблюдаем некоторое время. А там, сами понимаете...
Полковник осушил рюмку.
– Бывайте, Федор.
Тот кивнул. Лицо снова сделалось скучающим и вялым.
V
Полковник «слушал» столик Романа и Риты долго, но ничего путного из этого извлечь не мог. Обычные разговоры обычных влюбленных, обычное обсуждение достоинств и недостатков очередных произведений очередных юных дарований. Количество публикуемых авторов «Цитадели» все росло. Впрочем, это у полковника удивления уже не вызывало.
Карнавал начался с новогоднего заседания «Цитадели». В этот день за столом у Романа оказалось лишь два человека. Девушек почему-то не было. Эти двое вели чудную беседу. Своего собеседника Роман называл «персом».
– Как на Земле, перс? Узнаешь?
– За двести лет здесь многое изменилось. А это, я понимаю, твое занятие, латин? Куда ведешь их?
– Неплохо, правда? Летим к зеленой звезде. Звезду можно назвать «Обретение себя». В них – дар, в каждом. А они ничего о себе понять не могут.
– Еще бы.
– Через творчество что-то начинают в себе прозревать.
– На мой взгляд, латин, на Земле изменилось много, но человек остался прежним. Низменное, по сути, существо. Не боишься, что они это в себе обнаружат?
– Пускай обнаружат, будет что преодолевать.
– Земляне себя не преодолевают. Если бы они себя преодолевали – сколько бы нас уже было!
– Ты, перс, – язычник и некоторые вещи не желаешь видеть. Скорее, не к нам пойдут они, а к своему богу.
– Он и наш бог.
– На Земле это понимают совсем не так. Ты же не изменился за три тысячи лет, остался язычником, хотя и признаешь Единого.
– Космос един.
– А я воспитан христианской эпохой. Я бы сказал, что космос един, потому что бог един. Но это все так далеко от здешних проблем. Ты уже был в своем институте?
– Был.
– Похоже то, чем там занимаются, на науку?
– Совершенно не похоже.
– А они именно это и называют наукой.
– По-моему, латин, ты что-то не то делаешь. По-моему, латин, ты их не ради Марса, а ради Земли ведешь. Зачем?
– Да, может быть. Почему бы и нет?
– Мне Земля нравится по другой причине. Я люблю, чтобы женщин много было вокруг. Красивых и ласковых. Латин, ответь мне, как одному из патриархов, что ты намерен делать со своей женщиной? Для Марса она не годится. Следовательно, ваш будущий ребенок тоже. Отвечай.
– У меня другое мнение.
– Ты заблуждаешься.
– Перс, мои дела – это мои дела.
– Конечно, свобода священна. Но готовься, придет момент возвращения на Марс, и ты их взять с собой не сможешь. Чего будет стоить твоя любовь?
– Что ты знаешь о любви? Ваша Персида не знала подлинной любви.
– Ничего не будет стоить твоя любовь. Ты вернешься на Марс. Ты – марсианец. И никогда уже не стать тебе землянином. Мы – марсианцы, и не важно, чем были наши земные прародины – моя Персида, твои Апеннины.
– Тогда, перс, я останусь здесь, состарюсь и умру.
– Не останешься. А будет вот что. Марс позовет тебя, и ты вернешься. И если, как говоришь, любишь свою женщину – будешь мучим своей любовью, и тоска твоя доведет тебя до того, что возьмешь ее и ребенка на Марс. И там они, обезумевшие, будут страдать. И ты ничего не сможешь изменить. Ты будешь смотреть на их страдания. И в один день ты их убьешь, из любви, Латин, ты сможешь удавить их своими руками? Если нет – значит, ты не любишь.
– Нет, наш Марс – место для счастья, для радости– Ты сдрашиваешь, куда я веду этих людец? Я хочу, чтобы они хоть на одну сотую ощутили ту,радость, которую мы на Марсе привыкли воспринимать как данность.
– А ты задумывался, латин, кто создал нам этот рай? Вы, пришедшие после, не любите думать об этом. А я все три тысячи лет только об этом думаю. Наш дорогой валлиец Герберт, кстати, тебе от него привет, этой темы, по-моему, боится как огня. В «Людях как богах» расписал, что Утопия, читай, наше марсианское общество, возникла из ниоткуда. Сама по себе.
– Я знаю, ты, перс, и другие патриархи верите, что марсиане никуда не уходили.
– Не упрощай. Наш город, само собой, оставлен ими, и все в нем поддерживается их автоматикой, которую мы активизировали и достаточно хорошо изучили. Но... Есть большое «но», латин. Люди как боги... Так самонадеянно. Почему вы, христиане, так самонадеянны? Ваша религия учит противоположному.
– Давай оставим этот спор. Я думал хотя бы здесь от него отдохнуть.
– Да, отдыхаешь ты славно, брат латин. Настолько славно, что потерял трезвость рассудка. Я твою женщину жалею больше, чем ты ее. Хотя, – перс коротко рассмеялся, – наш дорогой валлиец расписал, что жалость нам чужда. Эти протестанты слишком уж просты, не терпят загадок. Если мораль – то четкая как таблица умножения. Если мир человеческих чувств – то только полезных обществу. Вы, православные, намного интереснее. Я не ошибаюсь, в пору твоего младенчества Рим тоже был православным?
– Почему ты так любишь эти религиозные материи?
– А почему ты называешь меня язычником? Я ведь – зороастр, верный Агура Мазды. И за Единого глотки резал в свое время. Ты думаешь, я это забыл? Нет, все это осталось при мне, дремлет на дне души. Так-то. И любил я тоже одну женщину. И сошла она с ума. И что я сделал тогда с ней, думаю, ты догадываешься...
Наступила пауза. Потом перс вновь заговорил:
– Ты нашел кого-нибудь? Я понимаю, что поэтому ты меня сюда и пригласил.
– Нашел. Зовут Викула Селянинович Колокольников. Он писатель.
– Это само собой разумеется. Так значит, русс?
– Пускай будет русс. Хороший человек и повесть написал замечательную. Он уже чувствует Марс.
– Да?
– Да, перс. Мне кажется, что даже среди нас он станет незаурядной личностью, хотя здесь, на Земле, он ничтожен. Я принес тебе его повесть. Прочти. По-моему, он на твоей стороне.
