– Игорем.
– Меня можешь называть генералом. Да, война. Ушёл я пацаном, а вернулся капитаном. С двумя осколками. Говорят, война – мать родна. Та была мачехой. Всех нас покалечила. Что-то нарушила в нас. После войны остался в армии, до генерал-майора дослужился. Укреплял обороноспособность государства. А государство – пшик, и нету. Тебя по заданию посылали, сынок, или сам, по велению сердца?
– По заданию.
– Это хорошо. Развелось сейчас любителей крови. Видел таких? Ясное дело – видел. На войну даже из патриотических чувств идти нельзя. Чувства – слабый помощник. До первой пули. Чирикнет у виска – и все чувства померли. Только страх остаётся. Бывали дни, что зубы у меня стучали так, что два дня идут бои – два дня лязгаешь, неделю – значит, неделю. Без страха воевать нельзя. И ещё, чем опаснее, тем больше отупение. Все тупые были. От командира до солдата. Потому что война, да ещё такая – нечеловеческое дело. А что сейчас? Театр, а не война. Цирк. Ты тех хвалёных американских рейнджеров видел?
– Как вас, – ответил Игорёк.
– И что, скажешь – солдаты?
– Выглядят браво.
– А на настоящей войне должны выглядеть, как дерьмо. На настоящей войне не до бравой осанки. О жратве думаешь, да о том, как бы отоспаться. Хреново знаешь кому?
– Кому?
– Младшему командному составу. Кому в атаку ходить. Отупение страшное, а надо что-то решать. Солдат пожрал, покурил и доволен, что его не трогают. А ты должен бдеть. Ну, спасибо, – генерал поднялся. – Уважил старика беседой. Вот уезжаю, машина уже ждёт.
– Не подбросите в город? – спросил Игорёк, уже видя наперёд, что «дед» согласится.
– Могу подбросить. Как поешь, подходи к парковке, боец. Без долгих сборов.
Игорёк кивнул и занялся вплотную ужином.
В стёкла генеральской «Волги» хлестали косые струи дождя. Немолодой водитель был неразговорчив и не любитель быстрой езды. Машина неторопливо ползла по просёлочной дороге, выбираясь на Подушкинское шоссе. Генерал интересовался ситуацией в Ираке, деликатно обходя вопрос, чем именно там занимался Игорёк. Ничего нового, что не было бы известно из телепрограмм, Игорёк сообщить не мог.
– А в санатории, значит, не добыл? – заключил «дед».
– Не добыл, – переставил ударение Игорёк.
– Барвиху композиторы не жаловали. Вот глава союза композиторов Тихон Хренников прямо в пижаме спасался бегством, на заднем сиденье машины схоронившись. А военные «Кремль» уважают. Георгий Константинович здесь писал свои мемуары. Читал?
– Нет, – бесстрастно сказал Игорёк.
– Военный человек должен читать маршала Жукова.
– Я ближе к композиторам, чем к военным.
– В Ираке, наверно, симфонии сочинял. Может ты – новая формация, как там их – военные хакеры? Электронная разведка? Их ещё «клавишниками» называют. – Не дождавшись ответа, спросил: – А сейчас чего с места сорвался?
– Да так. Надо срочно с двумя людьми встретиться.
Генерал в ответ кивнул, точнее, клюнул носом и задремал.
– С этими двумя ты и так скоро встретишься, – раздался незнакомый, ровный, без эмоций голос.
Голос исходил с пустующего рядом с водителем места.
– Глупостями заниматься тебе не позволим.
Водитель как сомнамбула крутил баранку, куда-то вёл машину. Урчал двигатель, машина словно бы ехала, но никуда не перемещалась.
Незримый собеседник продолжал:
– Это не Реализация. Там ты мог силой мысли убить жизнь на планете. Мог, при случае, разорвать Юпитер или погасить Солнце. Здесь для таких, как ты, установлены чёткие законы.
– Ты ещё кто? – уже ничему не удивляясь, спросил Игорёк.
– Мы – Стражи. Отдел иллюзий.
– Это вас Хомоед назвал иллюзорщиками?
– Нас.
– Значит, тоже Служба Абсолюта?
– Напротив. Конкурирующая организация.
– И что конкретно вам во мне не нравится?
– По правде сказать, всё. Выкинь из головы глобальные замыслы. Проблем тебе и без них хватит.
Игорёк уставился на застывший ночной пейзаж. На вставшие у машины ротой караула сосны.
– Время останавливаете. Могучие, говорите?
Он сделал попытку внушить «Волге» истинное движение, что она не делает вид, а на самом деле едет по шоссе. Но ничего не выходило.
– Нет, – произнёс тот же голос. – Ты выбрал относительный мир, а здесь последнее слово за нами. Мы определяем, что получит статус реальности, а что нет. Мы продемонстрировали тебе один раз наши возможности и твои пределы. В метро. Помнишь?
– Ясно, – процедил сквозь зубы Игорёк. – Одной загадкой меньше. И что вы предлагаете?
– Играть по общим правилам.
– А если я откажусь?
– Твоё право. Но силы превращать, по своему произволу, свои желания в реальность у тебя нет.
– У Реализованных, выходит, есть?
– Они могут только то, что не запрещено нами. Они играют по правилам.
– И Кремлёвцы по правилам?
– Все живут по правилам. Вообразить что-то, что выходит за их рамки, не могут ни смертные, ни бессмертные. Иначе они встанут вровень с великими духами.
– Это ещё кто?
– Ты не знаешь основ жизни. Ты – никто, – голос упал до шёпота и смолк.
Сосны ровной чередой поплыли мимо. «Волга» вновь двигалась, водитель уверенно вёл машину.
Перед выездом с Подушкинского шоссе на Рублёво—Успенскую трассу со стороны Рублёвки сверкнули фары, и дорогу перегородил чёрный лимузин. Генеральский водитель мягко затормозил, бампер «Волги» замер в нескольких сантиметрах от лаково сверкающего борта.
– Что за хрень? – пробормотал водитель.
Из лимузина вышли четверо. Невысокий человек в строгом костюме, и с ним трое крепких парней, среди которых имелся негр. Один из молодых людей зашёл за «Волгу».
Невысокий человек раскрыл зонт, обогнул лимузин и, приблизившись, постучал в окошко «Волги».
– Чего надо? – осведомился Игорёк, приопустив стекло.
– Mr. Khromov? – произнёс невысокий.
– Yes, I am, – в тон ответил Игорёк.
– Господин Хромов, – иностранец перешёл на русский язык, – предлагаю занять место в моей машине.
– В случае моего отказа, у вас имеется разрешение на применение спецсредств? – произнёс Игорёк, скорее утвердительно.
– Exactly. Мы будем вынуждены. Это повлечёт ненужные жертвы. – Иностранец глянул на спящего генерала.
Игорёк кивнул, приоткрыл дверцу и оглянулся на «деда» – попрощаться. Генерал, проснувшись, открыл глаза, поднял голову, спросил:
