– Старший патрульно-постового наряда сержант Голощекин.
У Перетятькина екнуло сердце. «Началось!» – мелькнуло в голове.
– Я его непосредственный начальник, директор Института прикладной кибернетики Перетятькин.
– Значит, пострадавшего зовут Аркадий? – уточнил сержант.
– Да что случилось-то?! Да, Аркадий Никифорович Дятел его зовут.
– Звали, – невозмутимо заметил старший наряда. – Убило вчистую вашего Дятла.
– Кто? – Перетятькин от волнения не заметил под лужей большой рытвины, обычной для Н-ских магистралей, и машину крепко тряхнуло.
– Сейчас бригада медиков работает. Молния. Не успел из машины вылезти – шарах, и в дамках! – с удовольствием в голосе разъяснил сержант Голощекин. – В уголь. Хорошо еще, мобильник в салоне остался. Вы бы подъехали для опознания.
Сержант принялся объяснять Нестору Анатольевичу, куда следует ехать, но Перетятькин резко оборвал:
– Извините, я на рабочем месте.
С досады он швырнул трубку на заднье сидение и отчетливо выматерился вслух.
Чичиков уезжал из заливаемого дождем города. Насколько хороша была погода, когда Чичиков прибыл в Н. – и не жарко, и не сыро, разве что пыли многовато, и дороги разбитые, – настолько отвратительна она была сейчас. Словно город в довершение всех неприятностей гнал Чичикова прочь, слепя блеском молний, пугая раскатами грома, смывая даже самое его следы со своих мостовых. Капризами погоды, само собой, Чичикова было не пробрать. Но, привыкший замечать посылаемые ему знаки и правильно их истолковывать, Сергей Павлович истолковал и этот. Оттого и сидел он мрачный, насупившийся и смотрел в окно «Мерседеса» долгим свинцовым взглядом. Словно вступив в состязание с грозовым сумраком города, свербил он его этим своим упорным взором.
Даже прочувствованная им гибель Дятла, одного из фигурантов развернувшейся в Н. игры, не прибавила Чичикову ровным счетом никакого настроения. Ему уже был безразличен Дятел, впрочем, как и вся перетятькинская компания. Город в раскатах грома грозил ему весьма неприятными вещами. И что это были за вещи, сейчас узнать было невозможно. И отступиться от начатого тоже было невозможно. Только дай слабину – и ты, как приобретатель товара особого рода, весь вышел.
– А ну, прибавь-ка скорости, – приказал он Бычку.
Тот прибавил, словно дождевой преграды для него не существовало вовсе. И город за окном вдруг показался застывшим в странном сне. Чичиков, наконец, благосклонно кивнул и откинулся на спинку сиденья.
Часть II
Битва хозяев
Глава 1. Вечер в «больничке»
Жека обедал в буфете лечебно-методического центра. Без аппетита, без обычного жизнелюбивого, вдумчивого эпикурейства. Мелькнувшая было надежда, что проблемы удастся благополучно разрешить, вновь рассеялась. Вольно гуру Федору предсказывать славу этому пинальщику мяча, мало ли какая слава бывает? Может, пустится Онищук во все тяжкие, может, разбогатеет так, что о нем все будут говорить. Вот тебе и слава.
После обеда Жека поднялся в свой офис ждать, когда после обследования явится Онищук для инициирующего сеанса гипноза. Жека и в гипнозе своем уже сомневался. Девчонка «выскользнула» из-под его действия, об Артеме и говорить нечего. И в разговоре с Онищуком, как ни пробовал специфическими методами расположить того к себе, получалось обратное.
Тимофей вошел, излучая противный оптимизм: Жека любил оптимизм в себе и терпеть не мог в других.
– Вот, – Онищук протянул медицинскую карточку. – Все пальцы искололи, дровосеки. Теперь чего?
Жека раскрыл карточку и с преувеличенным вниманием принялся изучать. Тимофей же с интересом разглядывал кабинет «психа»: кушетку, мягкие кресла, цветы на подоконнике, картины на стенах – морские пейзажи. Буря на море, лунная ночь в Феодосии и штиль после кораблекрушения.
Наконец Жека кивнул на кресло, садись, мол, и произнес:
– В общем, все в порядке. Низкое давление – врожденное?
– Ага.
– В таком случае ничего страшного я в нем не вижу. Будете бегать…
– Шо за картины? – кивнул Тимоха на пейзажи. – Копии?
– Само собой. Айвазовский.
– Мне оригинал нужен, – неожиданно брякнул Тимофей. – Жена коллекционирует Айвазовского.
– В самом деле? – безразлично спросил Жека.
– А у меня мечта – Врубель.
– Врубель – больной человек был. Душевнобольной. И живопись его болезненная.
– Так и шо ж?
– Да так. Ничего.
– Слушай, доктор, а картины это того, в лечебных целях?
Жека поморщился.
– Картины символизируют три основных типа душевных расстройств.
– А-а… – Онищук хитро улыбнулся. – Айвазовский тоже псих?
– А кто не псих? – философски обронил Жека и выставил посреди кабинета планшет с черной спиралью на белом фоне. – Сосредоточьтесь. И внимательно смотрите в центр спирали.
– Ну, сосредоточился. – Онищук дисциплинированно уставился на рисунок.
– Теперь представьте, что спираль медленно вращается по часовой стрелке. Представили?
– Угу.
– Теперь мысленно раскручивайте спираль все быстрее и быстрее, – сказал Жека и стал размеренно считать: – Раз, два, три…
Досчитав до двадцати, резко хлопнул в ладоши и заговорил повелительно:
– Ты – великий игрок в футбол. Ты умеешь делать в совершенстве все, что только можно делать на футбольном поле. У тебя точный пас, пушечный удар, великолепный дриблинг, фантастическое видение поля и прекрасное взаимопонимание с партнерами по команде. Ты ничего не боишься, для тебя нет авторитетов.
Онищук внезапно фыркнул:
– Что, в натуре?
– В натуре, – вяло ответил Жека, понимая, что гипноза не выходит. – А теперь мысленно настрой себя на то, чем хочешь стать в футболе. Я досчитаю до одного, и на этом закончим.
Жека повел обратный отсчет, с иудейской грустью рассматривая потолок.
– Вот и все на сегодня. Завтра дождитесь меня в боль… в отделении. С утра проведем магнитотерапию и еще денек понаблюдаем. Впрочем, если все пойдет как надо, учитывая вашу загруженность, после обеда будете свободны.
– Могут быть осложнения?
– Теоретически. На практике же никаких осложнений не наблюдалось.
– Смотрите у меня.
– Ага. – Жека включил мобильник, равнодушно подумав, что следовало предложить Онищуку отключить свой, дабы никто какой-либо посторонней информацией не сбивал заложенную установку на сверхспособности.
По методике, Онищука следовало вообще изолировать в боксе. Но Жеке до этого не было никакого дела, пускай себе общается с идиотами, раз сам того желает. Главное, чтобы не возмущался.
