А что же мятежники? Вырвавшийся из окружения корпус вот уже которые сутки поднимался всё выше и выше, углубляясь в таинственную страну, куда нога белого человека не ступала еще никогда.
Полковник Ведмедь применил на сей раз излюбленную тактику экспедиционных походов вдали от баз и тылового обеспечения. Корпус отчаянно маневрировал, рассылая во все стороны мобильные казачьи разведотряды, наскоком захватывая малые города и селения, где пополнялись запасы продовольствия путем безжалостного обдирания населения. Используя наконец-то развернувшуюся разведку и радиосвязь, удавалось пока избегать нового прямого столкновения с основными силами противника.
А вел экспедиционный корпус Ицтлакоатль, пленный офицер-ацтек. Глебуардус давно уже понял, да в общем-то понимал изначально, всё безумство императорского плана. Он был единственный, кто не удивился, обнаружив, что противостоит им огромная армия, и справедливо предполагал, что это не последний резерв Империи Смеющегося. Впрочем, не удивился еще один — Ицтлакоатль. Однажды он прямо спросил дюка — куда движется армия.
— Мы идем на вашу столицу, Теночтитлан, — не стал уклоняться от прямого ответа дюк.
— Значит ли это, что ты, Уэкойотль, хочешь посвятить себя высокой жертве?
— Не понимаю.
— Пасть под стенами столицы врага — высокая жертва, — пленный ацтек был невозмутим.
— Мы собираемся эту столицу взять, — возразил Глебуардус.
— Под стенами столицы тебя встретит войско, вдвое превосходящее то, что сейчас вас преследует, — гнул свое индеец.
— И тем не менее — я возьму ее!
— Я помогу тебе, Уэкойотль. Я приведу тебя в место, где есть прямая дорога на Теночтитлан. А взамен ты отдашь мне свой долг.
Дюк хотел было ответить, что не станет исполнять варварских обычаев, но лишь рукой махнул. Что-то говорило ему, что к столице им всё равно не прорваться.
Через несколько дней армия перевалила через горную цепь. Далее начинался спуск в котловину, скорее даже — обширную долину. В долине виднелись сооружения города. Даже с высоты перевала было видно, что сооружения эти огромны, а две пирамиды, торчавшие словно два клыка в центре города, — просто циклопических размеров. Сооружения располагались закономерно, образуя сложный геометрический орнамент, что хорошо было видно отсюда, с перевала. За долиной, восточнее возвышалась еще одна горная цепь. Горы казались высокими и неприступными. С севера, выходя из ущелья, город пересекала широкая дорога, снова уводя в такое же ущелье на юге. Других выходов из долины не просматривалось.
— Это Теотиуакан, город без жителей, — сказал Ицтлакоатль. Он, дюк и Артур Хлысток с двумя казаками стояли на каменном уступе, по карнизу которого начинался спуск вниз. — Я привел тебя, Уэкойотль. Вот та дорога ведет к столице. Но вам по ней идти не следует.
— Что значит — город без жителей?
— Теотиуакан — на древнем, давно забытом языке значит — «город, где люди летали как боги». Говорят, его выстроили гиганты, пришельцы из-за океана, во времена незапамятные. Город пуст, сейчас ты в этом убедишься. Теперь вам надлежит спуститься, — голос ацтека вдруг зазвучал надменно, — и ожидать, пока по этой дороге не придет войско. Оно уже идет, и настолько велико, что лучше вам сдаться. Скоро праздник зимней луны. С вас всех сдерут кожу, и наши молодые воины, облачившись в нее, будут танцевать вместе со жрецами праздничный танец. Это большая честь и достойная жертва.
— Предал нас, собака! — вскричал Артур Хлысток. — Вот тебе честь!
Прежде чем дюк успел вмешаться, молодой кельт выхватил маузер и трижды выстрелил пленному в живот. Удары пуль бросили того на камни. Он медленно подогнул колени под себя, попытался встать, не сводя с дюка упорный, требовательный взгляд. Глебуардуса передернуло, но он остался стоять неподвижно. Ацтек, уже в предсмертной судороге, попытался улыбнуться. Смерть запечатлила этот дикий оскал. Дюк вспомнил — Ицтлакоатль называл это «улыбкой жертвы»; так «улыбались» все убитые ацтеки.
— Собаке — собачья смерть, — буркнул Хлысток, засовывая оружие обратно в кобуру. И не вздумайте меня осуждать, дюк! Я предупреждал — нельзя верить чумазому. Что нам теперь делать?
— Теперь, капитан, мы спустимся в долину и займем оборону в этом их городе. Там есть где укрыться от артиллерии, есть корм для коней и есть вода. Похороните его где-нибудь, — кивнул дюк казакам, указывая на тело.
Кто первым произнес — город мертвых? Неважно, все стали называть его так. Этот город не мог принадлежать живым да и вряд ли был построен для людей. Там не было домов — лишь массивные кубы, сложенные из черного камня, без окон, с одной лишь узкой вертикальной щелью, всегда в западной грани куба. Щель вела в узкий коридор, который тут же сворачивал под прямым углом, всегда влево, и там вошедшего ожидал тупик — гладкая плита базальта. Плиты эти не поддавались ни рычагу, ни взрывчатке, но в одном кубе плита лежала, опрокинутая внутрь помещения. Внутри была лишь маленькая, в две сажени камера, тоже кубическая, доверху набитая перемешанными человеческими костями. Черепов не было. Сооружение было странной, но несомненно гробницей.
Кроме «гробниц» были «дома» — продолговатые призмы без окон и дверей и «храмы» — тоже призмы, но шестигранные и вытянутые в высоту.
В центре огромного орнамента города возвышались две ступенчатые усеченные пирамиды. На них можно было взобраться. Обе верхние площадки оказались залиты чем-то вроде блестящего черного стекла, сквозь которое прямо под ногами высвечивались багровым светом какие-то таинственные письмена, непохожие на письменность ацтеков. На всякий случай дюк перерисовал эти знаки.
Но не в этой мертвой стереометрии была главная тайна города. Ощущение вечных сумерек и незримого присутствия — его, казалось, источали плиты мостовой и эти черные стены. Уже спустя несколько часов пребывания в городе дюк отчетливо различал этот зов мертвых стен.
Да, неудачное место для обороны. Дюк словно заранее знал, что предпримет противник. Завтра появится преследовавшая их армия и, закрепившись на западном гребне, развернет батареи тяжелой артиллерии. А не завтра, так послезавтра и с севера, и с юга подойдут еще войска. Хорошо бы уйти в горы, в горах вражеским армиям не развернуться, там можно продержаться долго. Неужели восточный хребет непреодолим? Группа за группой возвращались разведчики и докладывали одно и то же — дороги нет, отвесные стены, осыпи, завалы.
Уже ночью вернулись черкесы из его батальона.
— Есть тропа! — возбужденно доложил командир отряда. — Совсем-совсем малый тропа. Никто не нашел, Асланбек нашел. Я горы знаю, мне горы — дом!
— Хороша ли тропа?
— Нехороша, командир. Конь не пройти, человек пройти. Веревки надо, крюк надо. Но человек идет.
Дюк задумался. Что-то тянуло его туда, за хребет. Что-то там должно было сыскаться эдакое. Уже не в первый раз в этом походе возникло немедленное решение — взять всех своих людей, нет, не всех, лучших, в первую голову — горцев, а впрочем, всех, кто вернулся из Африки, и двинуть за хребет. Непременно захватить с собой одну полковую радиостанцию. Поставить в известность Ведмедя и не мешкая — вперед.
