- Может, он полетел куда-нибудь еще? В Петербург, в Никосию?
- спросил Николай.
- Нет. Я проверил все, - ответил чиновник. Николай
поблагодарил, положил трубку, но тут же опять схватил ее.
- Ты все-таки решил звонить в полицию? - осторожно
поинтересовалась Оксана.
- Нет. Марленычу. - Николай начал набирать код России, но
Оксана вырвала у него телефон:
- Погоди. Успеешь. Эта новость совсем доконает старика.
- Я обязан сообщить, - мрачно помотал головой Николай.
- Вот прямо сию минуту? - прищурилась Оксана. - А если их
светлость вернется сегодня вечером или завтра утром? Он ведь никуда не улетал.
Он просто решил смотаться в Керкуру, оттянуться, на кораблике поплавать, по
бабам сходить, в ресторане пожрать. Ты же его знаешь. Сейчас ты позвонишь
смертельно больному Марленычу и доложишь своим траурным голосом, что Стас исчез
в неизвестном направлении. Чего ты этим добьешься? У старика инфаркт случится и
все. Ему и так совсем немного осталось. Каждая спокойная минутка для него на
вес золота. Другое дело, если бы Стаса правда похитили. Тогда да, надо
доложить. Не спорю. Но он ведь сам удрал. Сам. Красиво одетый и сильно
надушенный своей любимой туалетной водой. Ты же не мог его связать и приковать
наручниками к трубе в ванной!
- Не мог, - кивнул Николай. Он взял у нее из рук телефон,
положил на место, обнял ее и пробормотал. - Наверное, ты права. Может, правда,
нагуляется и вернется? Подождем до завтра.
- Жалко Марленыча,-вздохнула Оксана,- слушай, а кому-нибудь
другому нельзя позвонить?
- Кому? Плеши нельзя, Марленыч просил его не посвящать. А
кому еще?
- Когда все началось, приходил полковник, - медленно
проговорила Оксана, - такой длинный, тощий, в очках. Меня попросили при нем
рассказать о фотографии в журнале, где Стас был снят с этой певицей, Анжелой и
даже подпись заставили вспомнить. Полковника зовут...
- Райский! - радостно крикнул Николай.- Ну конечно!
В это время Стас Герасимов ел тигровые креветки и пил легкое
белое вино в вагоне-ресторане скоростного экспресса "Салоники-София".
Давно у него не было такого отличного аппетита и такого бодрого настроения.
Железная дорога шла вдоль моря, он смотрел в окно и вспоминал все подробности
сегодняшнего утра как кошмарный, но уже далекий сон.
После укола, который сделала ему врачиха-гречанка, Стас впал
в какое-то мутное тяжкое полузабытье. Он лежал, тупо уставившись в потолок и
совершенно ни о чем не думал. У него не было ни сил, ни охоты ворочать мозгами.
Дверь в комнату осталась приоткрытой, до него некоторое время доносился легкий
звон, приглушенные голоса. Оксана и Николай догребали остатки посуды, потом
пили чай. За окном уже светало. Море, шумевшее всю ночь, к рассвету
успокоилось. Стас закрыл глаза, попытался поспать немного, но почему-то не
смог.
В доме между тем стало тихо. Первой мыслью, вяло
шевельнувшейся в голове, был вопрос, отправились они спать вместе или каждый в
свою комнату.
За этой мыслью поползла следующая, уже более длинная,
сложная и активная: "Вот, я здесь лежу, а они, прислуга, шестерки,
развлекаются и чувствуют себя хозяевами в моем доме. Я псих, они нормальные.
Тупой ублюдок Коля скрутил меня, как психа. Какое он имел право?"
Во рту пересохло, язык распух и стал шершавым. Страшно
хотелось пить. Он попытался встать, но тело не слушалось. Руки и ноги свело
так, словно он сразу всего себя отлежал.
"Что же мне вколола эта докторша?" - третья его
мысль оказалась совсем ясной и тревожной. Он догадался, что докторша была не
кем иным, как психиатром и, значит, вколоть ему она могла какой-нибудь
психотропный препарат, нейролептик типа аминазина или галоперидола. Он
вспомнил, как час назад услышал кусок разговора из гостиной. Докторша спросила
Николая, умеет ли он делать внутримышечные инъекции и сказала, что оставляет
четырнадцать ампул. Значит, Николай станет колоть его этой дрянью? А как же?
Конечно, с удовольствием. С кайфом.
"Если от одного укола мне так хреново, что же будет от
четырнадцати? Я отупею, стану инвалидом. Коля упорный придурок. Попробую
сопротивляться - опять скрутит меня".
Раньше он относился к телохранителю отца с равнодушным пренебрежением,
но теперь возненавидел. А заодно и Оксану. Они оба, домработница и
телохранитель, стали свидетелями его жуткого, позорного срыва. Они обращались с
ним, как с сумасшедшим. Они все запомнили и расскажут родителям.
Ненависть придала ему сил.
Стас принялся энергично растирать и массировать себе сначала
предплечия, потом плечи, шею. По мышцам побежали тонкие иголочки, руки
задвигались живее. Он сел и принялся за свои ноги. Наконец ему удалось встать с
постели и даже сделать несколько наклонов. Голова кружилась, противная ватная
слабость никак не проходила. Но двигаться он мог. На цыпочках подошел к двери,
выглянул. Было темно и тихо. Он выскользнул в коридор, бесшумно ступая по
мягкому ковру, пересек гостиную. Из кухни отдельная дверь вела в пристройку.
Там был коридор и две спальни для прислуги, каждая со своим душем и туалетом.
На кухне он застыл, прислушиваясь. Ему показалось, из
комнаты Николая доносится ритмичный весьма характерный скрип. Шагнув в
коридорчик, он явственно услышал сопение, сладкие стоны, мужской, а потом и
женский.
- Сволочи! - пробормотал Стас, вернулся на кухню, плотно
прикрыл за собой дверь в пристройку.
На кухонном столе он увидел коробку с ампулами и упаковку
шприцов. Включил свет, вытащил листовку-вкладыш. Название лекарства ничего ему
не говорило, но он внимательно прочитал английский текст и понял, что получил
довольно мощную дозу сильнейшего нейролептика, который используют при
шизофрении, ажиотированной депрессии, белой горячке и прочих психических
заболеваниях, когда больной ведет себя буйно. Далее следовал внушительный
список противопоказаний и побочных эффектов и у Стаса полезли глаза на лоб.
- Вот суки, - тихо простонал он и открыл холодильник.
Он вспомнил, что всякие токсические вещества вымываются из
организма молоком. В холодильнике стоял литровый картонный пакет, еще не
вскрытый. Стас поискал стакан или чашку, не нашел, вскрыл пакет и стал пить
прямо из него. Белые струйки текли по подбородку на грудь. Он не обращал
внимания, жадно хлебал, влил в себя поллитра и отправился в душ. Его все еще
слегка покачивало, голова кружилась. Иначе и быть не могло. Нейролептик с
длинным названием резко понижал артериальное давление, вызывал кожные реакции,
бил по почкам. У Стаса чесалось лицо. В зеркале при ярком свете он увидел себя,
красного, отечного, с глазами-щелочками и распухшим носом. Поскользнулся на
кафельном полу, чуть не упал, разозлился еще больше и следующие полчаса шпарил
себя крутым кипятком, потом включал ледяную воду, опять кипяток, опять ледяную.
Этому учил его отец еще в детстве и уверял, что если принимать контрастный душ
каждый день, то жить будешь долго и никогда не заболеешь. Но раньше Стас
ленился и жалел себя.
