- Володя, ей было восемьдесят четыре. А тебе всего
шестьдесят. Да, я с тобой совершенно согласна, они не умеют лечить рак. Но,
во-первых, мы пока все-таки не знаем точного диагноза, а во-вторых, существуют
всякие альтернативные методы, есть, наконец, чудо. Помнишь, ты рассказывал, как
в детстве умирал от пневмонии, врачи от тебя отказались и помогла какая-то
деревенская знахарка?
- Ты хочешь разыскать ту знахарку?-слабо улыбнулся генерал.
- Лучше скажи, где Стас?
- На пляже.
- Он уже знает?
- Пока нет.
- Не говори ему. Я сам. И вообще я прошу тебя никому ничего
не говорить. Я понимаю, скрыть не удастся, но чем позже все узнают, тем лучше.
Помнишь, как ты не верила, что умер наш первый ребенок?
Генеральша напряженно застыла. Генерал продолжал держать ее
за руку и почувствовал, как похолодели ее пальцы.
- Я думала, ты забыл Сережу.
- Нет, конечно. Просто слишком больно было говорить о нем. Я
все эти годы чувствовал себя виноватым. Он умер у меня на руках, если бы я
сразу заметил, что он не дышит, можно было бы спасти, сделать искусственное
дыхание, массаж сердца. Но я слишком устал от переживаний, я был за него
спокоен и волновался из-за Стаса.
- Перестань, Володя. Ты ни в чем не виноват, - Наталья
Марковна сжала ладонями его щеки, наклонилась и посмотрела ему в глаза совсем
близко, - ты не виноват.
- Не надо, Наташа. Я заговорил сейчас об этом не для того,
чтобы каяться. Ты помнишь, как долго не желала верить, что он умер? Я не
понимал тебя тогда. Мне казалось, в этом было нечто болезненное. Я опасался за
твое психическое здоровье. Но оказывается, ты была права в своем упорстве. Не
знаю, поймешь ты меня сейчас или нет. Я прожил шестьдесят лет и привык думать,
что есть только одна правда. Грубая и конкретная реальность, которую можно
увидеть и пощупать. Я верил в нее, и она меня никогда не подводила. А сейчас
она повернулась ко мне своей грязной непристойной задницей, задрала подол, как
публичная девка в дешевом борделе. Она издевается и ржет, она вопит, что все
бессмысленно, я скоро сдохну и жалкий остаток жизни сводится для меня к трубке
с мешочком для испражнений, к дикой безнадежной боли. Но сегодня ночью до меня
вдруг дошло, что эта реальная потаскуха с голым задом - не единственная правда.
Она вообще никакая не правда. Есть нечто совсем другое. Я подумал: что же? Где
альтернатива? И вспомнил, как упрямо ты повторяла, что умерший ребенок жив. Вот
эта твоя вера и есть единственная надежная реальность. А все остальное - только
личина. Наташа, я хочу попросить, если хватит сил у тебя, ты не верь, что я
умираю, что я умер. Как тогда, тридцать шесть лет назад, с Сережей.
Наталья Марковна молча встала, подошла к полукруглому окну,
расправила легкие занавески, несколько секунд стояла, глядя на линию горизонта,
отделявшую море от неба, ровную, словно ее чертили по линейке.
- Ты мог бы не просить меня об этом, Володя,-сказала она, не
оборачиваясь, - я не верю, что ты болен безнадежно. Я знаю, что ты не умрешь.
Владимир Марленович закрыл глаза, осторожно перевернулся на
правый бок, глухо откашлялся и произнес:
- Наташа, я посплю немного, пока действует лекарство.
Наталья Марковна прикрыла окно, задернула занавески,
вернулась к кровати, села на краешек, тронула губами его висок, потом тяжело
поднялась, еще несколько минут постояла. Глаза ее оставались сухими. За все это
время ни слезинки. О своей астме она забыла и уже не боялась приступа.
Когда она подошла к двери, генерал еле слышно окликнул ее:
-Наташа...
- Что, Володенька?
- Я тебя люблю.
- Почему ты никогда раньше этого мне не говорил? Ни разу за
тридцать семь лет.
- Дурак был.
* * *
Юлия Николаевна услышала, как хлопнула входная дверь и, не
отрываясь от компьютера, крикнула:
- Сразу переоденься, ты мокрая насквозь! Там проливной
дождь, а ты без зонтика.
-Мама, ты сначала посмотри на меня, а потом говори - сердито
ответила Шура. - Я, между прочим, пришла, а ты даже встретить меня не можешь!
- Ну ладно, Ладно, не сердись.- Юля, продолжая смотреть в
монитору нашарила шлепанцы под столом и отправилась в прихожую.
Там было темно. Она щелкнула выключателем, но свет не
зажегся.
- Лампочка перегорела еще утром, -мрачно сообщила Шура, - а
запасных у нас, естественно, нет, - она опустилась на табуретку и принялась
расшнуровывать свои новые скетчерсы.
- Ты могла бы купить по дороге, -заметила Юля, - слушай, а
почему ты такая надутая? Неприятности в школе?
-В школе все нормально. Ничего я не надутая. Настроение
плохое. Терпеть не могу дождь. Чем это ты так увлечена, мамочка, что не
отлипаешь от компьютера и даже не можешь меня нормально встретить?
- Ну извини, заработалась. Статью пишу.
- О методах бесшовного соединения тканей при пересадке кожи?
- Нет, эту я уже написала,- засмеялась Юля, - кстати, чтобы
ты знала, бесшовных соединений не бывает. Просто в микрохирургии совершенно
новые технологии и материалы. А сейчас я пытаюсь проанализировать результаты
применения титановой основы в костных и хрящевых инплантантах. Но вообще мне
приятно, что ты так внимательна к моей работе. Ладно, переодевайся,
простудишься. И волосы высуши.
- Мама, ты сумасшедший трудоголик!- закричала Шура. - Тебе
лечиться надо, ты, когда работаешь, вообще не врубаешься в реальность. Я
совершенно сухая, а ты второй раз отправляешь меня переодеваться.
- Да, действительно, ты сухая, - Юля провела рукой по ее
волосам, неужели догадалась купить себе новый зонтик?
- Ты что, ничего не помнишь? Нет, тебе точно надо лечиться!
- Что я должна помнить?
- Ну, привет! - Шура дунула на челку закатила глаза и
покрутила пальцем у виска. - Ты забыла, что прислала за мной машину в школу?
- Какую машину? - Юля резко развернулась и уставилась на
дочь. - Я никого за тобой не присылала.
- Ты в этом абсолютно уверена?
- Абсолютно, - кивнула Юля, - может я и правда сумасшедшая,
но не до такой степени. Что же за машина?
- Темно-синий "Форд". Шофер кавказец, - испуганно
прошептала Шура, - он ждал меня с зонтиком прямо у ворот, после шестого урока.
Он поздоровался, назвал меня по имени...
