— С утра толкутся, ваше высокоблагородие! — сказал часовой. — Вас ожидают!
— Это он! Он! — зашелестело в толпе. — Сам Князев!
Я подумал, что с пиаром Зубов переборщил. Отступать было поздно.
«Гвардия умирает, но не сдается!» — приободрил я себя и шагнул за калитку.
Толпа подалась ко мне и застыла, преграждая путь.
— Здравствуйте, милые барышни! — сказал я. — Рад вас видеть!
— Господин Князев! — Из толпы вынырнул тип с блокнотом. — Правду говорят, что вы любите веев?
— Люблю! — подтвердил я. — Но веек — больше!
Толпа засмеялась.
— Раз уж все собрались, — сказал я, — сфотографируемся на память!
Предложение было принято с восторгом — фотографироваться в этом мире обожали. Репортеры с камерами засуетились, выстраивая публику. Я, понятное дело, оказался в центре и в первом ряду, чем незамедлительно воспользовался. Едва фотографы кончили щелкать, я помахал барышням ручкой и вскочил в экипаж. Преследовать меня не стали. Барышни окружили фотографов, те раздавали визитки, предвкушая доходы от продажи отпечатков.
— В госпиталь! — велел я кучеру.
Встреченный во дворе санитар позвал Улу. Она вышла и остановилась, не зная, как себя вести. Я улыбнулся и развел руки. Она подбежала и повисла на шее. Я осторожно чмокнул ее в щечку.
— Как ты? — спросил, ставя сестру на землю.
— Работы много! — пожаловалась она. — Раненых везут и везут. На минутку выбежала.
— Рик приходил?
— Он у Лены! — фыркнула Ула. — Совсем меня забыли. Рик не приходит, ты не приходишь, если б не Антон Витальевич…
— Лапин? — удивился я.
— Да! Он такой милый, обходительный! Приглашает меня в парк, в театр…
«Что еще ему делать? — приревновал я. — Мы там воюем, а он портянки считает!»
На Антона, впрочем, я сердился зря. Он рвался на войну, но я запретил. Нотариус не служил в армии, отправлять на фронт этого теленка было равносильно тому, что на убой. Антон мне был нужен живым. Других проходчиков в Новой России не имелось.
— Мне все девочки завидуют! — хвалилась Ула. — Братья — герои, кавалер — писаный красавец! Смотри! — Она указала на госпиталь.
Я обернулся. В окнах торчали женские лица.
— Илья! — сказала Ула, потупившись. — Давно хотела спросить. Ты не сердишься на меня за давешнее?
— Что было, то было, — ответил я. — Ты моя сестра, и я тебя люблю!
Она расцеловала меня в щеки и побежала к крыльцу.
Я сел в экипаж и скомандовал к Зубову. Я собирался попенять ему за усердие, но лицо полковника было хмурым, и я молча сел в кресло.
— Царь умирает! — сказал Яков.
Я не нашелся что сказать.
— Цирроз печени, водянка, — продолжил он. — Врачи говорят: неделя — самое большее!
Я вспомнил: об Алексее давно не писали в газетах, что выглядело странно: Верховный главнокомандующий! Хотя любой знал: реально командует начальник Генштаба.
— Грядет смута! — продолжил Зубов. — Наследника-то нет!
— Если кого из дочек? — предложил я. — Изменить закон?
— Ты их видел? — вздохнул он. — Без слез не глянешь!
Он замолчал, я тоже.
— Илья! — сказал он наконец. — Даже не знаю, как начать… Знаешь, что о тебе говорят?
— Разное! — предположил я.
— Люди считают тебя сыном Алексея!
Челюсть не отвисла у меня потому, что ее вовремя подхватили.
— Не знаю, кто пустил этот слух, — продолжил Зубов, — но ему верят. Целую историю сочинили! Будто бы царь охотился в северных краях, встретил там красавицу вейку, у них родился сын… Ты чрезвычайно популярен, едва ль не в каждом доме есть твой портрет. Веи спят и видят тебя на троне! Я уполномочен предложить…
— Ты охренел? — спросил я ласково.
— Если думаешь: сам придумал, то ошибаешься! Государственный Совет провел тайное заседание, меня уполномочили. Ты чистокровный ари, капитан гвардии, кавалер многочисленных наград…
— Яков! — сказал я. — Что за бред! Кто поверит, что я сын царя?
— Это не трудно! — возразил он. — Госсовет рассмотрит показания свидетелей, признает их достоверными…
— Обманывать нехорошо!
— Политика — сплошной обман! — возразил он. — Для пущей легитимности женишься на принцессе!
— Ты их видел? — спросил я. — Зачем мне эти слезы? И потом: кто женится на сестрах? Фараоны этим баловались, но они плохо кончили.
— Илья! — Он встал и заходил по комнате. — Подумай! Столько хорошего можно сделать!
— Не позволят! — возразил я.
— Кто?
— Те, кто уполномочил. Они ведь не предлагают избрать меня царем; обещают признать наследником. Это означает: на определенных условиях, причем, как следует ожидать, очень жестких. Государственный Совет Новой России — это Сенат эпохи Петра Первого, формируемый самим монархом. Веев там нет. Большинство сенаторов — родовитые ари. Перемен они не хотят и дадут мне это понять. А вот страна перемен ждет, если не провести реформы, веи разочаруются. Стоит кому-нибудь крикнуть, что царь ненастоящий… Мне выводить армию на улицы, стрелять в людей? Илья Первый Кровавый?
— Ливенцов говорил: ты не согласишься! — сказал Зубов.
— Гордей — умный мужик! Не забывай и о том, что на царство следует помазать. Митрополит Сергий знает, кто я, и откажет самозванцу. Гнилая идея! Я не участвую!
— Значит, смута! — сказал Яков. — Роды схлестнутся в борьбе за власть, стать царем захотят многие. А у нас война…
— Зачем нам царь? — перебил я.
— То есть? — удивился он.
— Механизм смены власти отработан в семнадцатом году. Назначают Временное правительство, которое правит до созыва Учредительного собрания. Собрание определяет государственное устройство и выбирает постоянную власть. Все уже придумано!
— В семнадцатом не получилось…
— У них была Дума, которая назначила болтунов. Болтуны развалили армию и прозевали большевиков. Если во главе правительства встанет решительный человек…
— Кто? — заинтересовался он.
— Ливенцов! Он выиграл войну, его поддержит армия.
— Госсовет его не изберет! У Гордея жена вейка!
— Это вопрос караула.
— То есть? — удивился он.
— Представь! — сказал я. — Госсовет собрался для решения будущего страны. Ввиду важности мероприятия дворец охраняют «танки», я хотел сказать: Отдельная Его Императорского Величества гвардейская рота специального назначения. Солдаты и офицеры стоят в карауле при боевом снаряжении. Это видят сенаторы, направляясь на заседание. Начинаются дебаты, кандидатура Гордея не проходит, и тут появляюсь я, громыхая и постреливая…
