– Купался. Навестил раненых швейцарцев. Есть тяжелые.
Она попыталась принять скорбный вид, но не смогла. Радость распирала ее изнутри.
– Кто еще приходил? – спросил Богданов.
– Княжна – справиться о здоровье. Тебя спрашивала. Я ей рассказала.
– Что? – насторожился Богданов.
– Выхожу за тебя замуж!
– Аня! – нахмурился Богданов. – Среди слов, которые говорил, не было о замужестве.
– Как?! – растерялась она. – Разве это не одно и то же?
– Не одно. – Богданов прошел к скамье и сел. – Я ни от чего не отказываюсь – ни от слов, ни от обещаний, но о замужестве речь не шла. И вообще… Если помнишь, идет война, конца ей не видно. Какая женитьба? Это раз. Во-вторых, прежде чем назначить меня в женихи, следовало спросить. Хотя бы из вежливости.
Глаза ее померкли. Утратив радостный свет, лицо ее подурнело, стало некрасивым. Губы начали дрожать.
– Пойду! – сказал Богданов и встал.
– Андрей! – окликнула она. – Товарищ лейтенант!
Он обернулся.
– Я… – сказала она, – я… Как только увидела тебя… Я не могла надеяться, я запретила себе… Все девчонки влюблены в лейтенанта Богданова, среди них столько красивых! А я кто? Как назначили в экипаж, даже не замечал, а потом и вовсе сказал, что выгонишь. Я плакала… Мечтала погибнуть с тобой, чтоб похоронили в одной могиле. Если б ты женился на другой, даже княжне, я бы снесла. Погоревала бы, но снесла. Все равно никакой надежды! Но ты сказал, и я поверила… Сердце открыла… В дивизии девушка застрелилась от несчастной любви – летчик ухаживал, но женился на другой. У нас провели комсомольское собрание, осуждали ее поступок. Я тоже осуждала… Теперь ее понимаю. Ты спас меня, отдал свое тепло, я это ощутила. Но если говорил, чтоб после бросить, то лучше бы не спасал! Лучше б я умерла! У меня внутри сплошная рана, видеть тебя не могу! Я застрелюсь! У меня в «ТТ» два патрона осталось!
– Аня! Анечка! – Богданов шагнул к ней. – Ты что?
– Он где-то здесь лежал, – бормотала она, оглядываясь, – я видела…
Он обнял ее и прижал к груди. Она затихла.
– Аня! – сказал Богданов. – Я тебя очень прошу!
Она молчала.
– Если ты застрелишься, то и я следом!
– Вот еще! – сказала она, отстраняясь. – Тебе-то зачем? Другую найдешь!
– Другую не хочу!
Она смотрела недоверчиво.
– Вот тебе крест!
Она растерянно улыбнулась и вдруг покачнулась.
Он подхватил ее и отнес на кровать. Уложил на покрывало и прилег рядом. Она не прислонилась. Лежала и смотрела в потолок.
– Прости меня! – сказал Богданов.
– У меня сердце оборвалось! – пожаловалась она.
– Язык у меня с головой не дружит. Дала бы в ухо!
– Я не могу тебя бить! – сказала она. – Я тебя люблю!
Он вздохнул.
– Знаю: ты меня не любишь! – сказала Аня. – Просто не хочешь, чтоб я застрелилась. Ты добрый! На руках меня раненую носил, причесывал, от смерти спасал…
– Я не добрый! – сказал он. – Я сволочь!
– Почему? – удивилась она.
– Это не просто объяснить.
– А ты попытайся!
– Если скажу: давно на тебя смотрю, поверишь?
– Ни за что!
– В том-то и дело! – сказал он и замолчал.
Она заерзала на перине и села.
– Андрей! – спросила тихо. – Ты и вправду… давно?
– Не сказать, чтоб очень. Помнишь, мы вывозили Тихонова, а ты стояла на крыле? Когда прилетели, я снял тебя и в этот миг почувствовал…
– С той поры! – ахнула она.
– Ну… Не сказать, чтоб влюбился, но ощутил. Дальше – больше.
– И молчал?
– Сама знаешь.
– Почему?
– Потому что…
– Расскажи! – попросила она.
– Совестно!
– Сам начал…
Он вздохнул:
– Что тут рассказывать? Я же первый парень в полку! Самые красивые женщины – мои! Восхищенные взгляды девушек – мне! Ты не восхищалась, ты меня осуждала – за Клаву и другое… Меня это задевало. Думал: «Кто она такая?! Подумаешь, малявка смешная! Кто она и кто я?» Стали летать в одном экипаже, и я понял, как ошибся. Оказалось: ты отважная, надежный товарищ. Как ты на крыло встала! Даже бровью не повела! А ведь могла сорваться – и все! Но ребят ранили, им нужна была кабина, и ты вызвалась… Мне хотелось подружиться с тобой, но я боялся. Как было подойти, если осуждаешь? Прогнала бы, а полк смеялся. Первого парня малявка отвергла, позор и стыд! Меня к тебе влекло, а я не мог решиться. Поэтому злился, искал в тебе недостатки и находил. Не упускал случая, чтоб уязвить, искал случай выгнать из экипажа. Когда сказали про Гайворонского, я обрадовался. Наконец-то! Наорал на тебя, до слез довел, а в глубине души радовался. Чтоб ты окончательно поняла, какая я сволочь, признаюсь: даже пожалел, что осколок попал тебе в ногу, а не выше…
Аня молчала.
– Прилетели сюда, появилась Проша… Вот, подумал, настоящая женщина! Вот кого надо любить! Куда Лисиковой до нее! Княжна, красавица, сама в мужья зовет. Чего еще? Не смог – ты стояла между нами. Ты здесь стала расцветать, хорошела с каждым днем. В военной форме смешная, а в платье – загляденье! Маленькая, но такая милая… Взять бы на руки, носить, целовать, гладить… Я с ума по тебе сходил. С Данилой в объезд уехал, думал: с глаз долой – из сердца вон! Не получилось. Не знаю, любовь это или что другое. Ни одной женщине не говорил, что люблю, как-то обходилось, да и сейчас не выговорю. Знаю только: без тебя мне капут. Застрелюсь, повешусь, сдохну… Я понял это, когда ты умирала… Не обязательно, чтоб ты меня любила, главное, чтоб жила. Я не тот, кто тебе нужен, мы такие разные… Сойтись, чтоб потом расстаться, только сердце рвать. Пусть остается как есть.
– Скажи! – спросила Аня, наклоняясь. – Ты это специально придумал? Только что? Чтоб я от тебя отказалась, а ты сейчас же – к своей княжне?
Богданов обиженно засопел.
– Отвечай, когда спрашивают!
– Так и знал, что не поверишь! Лучше бы молчал! Пойду! – Он приподнялся.
– Куда?! – она схватила его за рубаху и швырнула обратно. Затем с размаху села сверху. Богданов охнул.
– Наплел мне с три короба и думаешь бежать?! – сказала она яростно. – Не-е-т, я тебе все скажу! Чтоб знал! Да я… Как подумаю… Я за него Богу молилась! Просила вместе хотя бы денек! А он… Боялся! О друзьях думал, что скажут! Тряпка! Трус! Бабник! Ему словечко стоило сказать! Руку протянуть! Да я бы от счастья умерла!.. Даже не знаю: пристрелить тебя сейчас или погодя?
– Погодя! – поспешил Богданов.
