Тяжелые шаги протопали от порога к ширме и замерли. Семен кашлянул раз, другой. Они лежали тихо, давясь от смеха.
— Кто здесь полы молоком моет? — грозно спросил Семен. Они захихикали.
— Вставайте, лежебоки! — примирительно сказал Семен. — Работы невпроворот. Деревню на свадьбу звать, столы-лавки сбивать, закуски готовить… Успеете намиловаться…
* * *
Свадьбу сыграли веселую и многолюдную. Настя сидела за столом в костюмчике из подаренного Крайневым шевиота. Сшила она его давно, но Крайневу не показала — он и думать забыл о своем подарке. Зато ему пришлось лихорадочно искать наряд: костюм, в котором он вернулся в декабре, был хорош для работы, но не годился для праздника. В московском магазине костюм в стиле сороковых годов прошлого века не купишь, хорошего портного, чтоб пошить, не найдешь. Крайнев всерьез подумывал о военном мундире интенданта третьего ранга, который можно достать у реконструкторов, но чужой мундир на своей свадьбе… Помощь пришла неожиданно. Как-то в дом зашла делегация: двое мужчин и женщина, все немолодые. Лица их показались знакомыми, присмотревшись, Крайнев понял: евреи из Города, он выдавал им аусвайсы. Гости поклонились, и старший положил на стол большой сверток.
— Люди говорят: женитесь, — сказал тихо. — Мы подумали: нужен костюм.
Крайнев взял сверток. Внутри оказались френч и галифе из темно-синей тонкой шерсти. Крайнев забежал за ширму, переоделся — френч и галифе сидели как влитые. О чем он радостно сообщил гостям.
— Тридцать лет шью! — улыбнулся старший из гостей. — Достаточно глянуть на человека — и мерка снята. У вас, товарищ, фигура хорошая, легко шить.
— Сколько? — спросил Крайнев, доставая кошелек.
— Нисколько! — спрятал руки старший. — Это подарок. От нас. Изя, — он коснулся плеча спутника, — дал отрез, я шил. Мира тоже имеет сказать.
Женщина вышла вперед и протянула Крайневу нечто тяжелое в тряпице. Он развернул. В ладонях заструилось ожерелье из серебряных колец и пластин со вставками из бирюзы.
— Подарок невесте, — улыбнулась Мира. — Пусть ей будет счастье!
— Я так не могу! — запротестовал Крайнев, но портной решительно прервал его:
— За то, что вы сделали, полагается памятник из чистого золота. При жизни. Мы бедные люди и не имеем столько. Берите, что есть, и не обижайте отказом.
Крайнев молча расцеловался с каждым и усадил за стол. Гости степенно выпили с ним по чарке «слезового», закусили квашеной капусткой и откланялись. Приглашение на свадьбу они вежливо отклонили. Крайнев не стал настаивать.
Подарки Крайнев хранил в тайне даже от Насти. В назначенный день он встал затемно, переоделся и в обновке показался невесте. Она обрадованно запрыгала вокруг него, и тогда он достал ожерелье. Она не позволила его надеть, вначале долго рассматривала, любуясь. Крайнев честно признался, откуда у него все это.
— Видела, как они приходили, — вспомнила Настя, — подумала: что-то просить. Какие люди!
— Хорошие люди! — подтвердил Крайнев и повел показывать гостям невесту.
На свадьбе гости громко восхищались красивой парой, но Крайнев чувствовал, что восхищение не совсем искреннее. Пару раз он уловил шепот: «Зачаровала…» и понял: Настю не считают ему ровней. Невеста тоже услышала, заволновалась и за праздничным столом выглядела неважно: бледная, с красными пятнами на лице. Крайнева это не смущало: он знал, какая она на самом деле.
Женихом на деревенской свадьбе быть хорошо. Не нужно куда-то ехать, посещать обязательные места, фотографироваться и совершать массу других глупостей. Обрядами занимались сваты, от молодых требовалось чинно сидеть в красном углу и робко целоваться под крики «Горько!». Они и сидели, взявшись за руки, пряча эти сцепленные руки под столом. Обошлось без столь страшной для Насти дежи и проверки ночной рубашки наутро. Пара глупых баб сунулась соблюсти обычай, но Семен встретил их с немецким штыком в руках. Он встал на пороге и отточенным до бритвенной остроты лезвием стал подрезать ногти. Бабы проглотили заготовленные слова и пулей выскочили из сеней.
В церковь они не поехали, в эти дни не венчали. Крайнев думал, что съездят позже, но Настя молчала. Он спросил сам.
— Потом! — отмахнулась она. — Перед венчанием надо исповедаться, узнает батюшка, что до свадьбы жили, наложит епитимью. Запретит спать вместе до венца. Подружки замуж выходили, рассказывали. Я не хочу без тебя даже ночь!
— Что люди скажут?
— Они без того говорят! Чародейством мужа добыла… Конопатая, тощая, а какого мужика оторвала! Зачаровала…
— Не слушай дураков! — упрекнул он. — Что они понимают? Ты самая красивая! Я насмотреться на тебя не могу! На твои милые конопушки, маленькие ножки, ручки, пальчики…
— В твоем времени нет таких девушек?
Крайнев хватил ртом воздух.
— Ты знаешь?..
— Давно! — беззаботно ответила Настя. — Папа сразу заметил: говоришь не так, держишь себя не как мы, по-другому относишься к людям и вещам. Мы очень удивились, когда ты принес дорогие отрезы и попросил взамен домотканую одежду. Позже папа показал мне твою. Эти застежки…
— Молнии…
— Я только раз видела. В школу приезжал летчик, у него была кожаная куртка на молнии. Все рассматривали, щупали… Та молния была металлической, а твои сделаны из неведомого материала. Папа вытащил нитку из твоего костюма и поджег. Она стала закручиваться шариком и вонять…
«Чертовы китайцы! — мысленно выругался Крайнев. — На этикетке — хлопок…»
— Потом твоя одежда внезапно исчезала. Ты тоже исчезал. Растворялся, но через мгновение являлся обратно с узлом в руках. Там были лекарства и много других нужных вещей. Нам сказал, что купил в Городе, хотя никуда не ездил…
— Подглядывала? — укоризненно спросил Крайнев.
Настя захихикала.
— Не стыдно?
Она закрутила головой.
— Взять бы вожжи!
— Не возьмешь!
— Почему?
— Потому что добрый.
— Злой! — делано рассердился Крайнев, отстраняясь.
— Добрый! Добрый! — запротестовала Настя, вновь устраиваясь на его груди. — Ты как папа: грозит вожжами, а ни разу не ударил. Я тебя полюбила, как только увидела.
— Так не бывает!
— Бывает! — не согласилась Настя. — Мы с подружками решили гадать на суженых, я спросила у мамы как лучше. Она ответила: «Зачем гадать? Суженого сразу узнаешь!» — «Как?» — спрашиваю. «Просто! Видела, как цыпленок бежит к наседке и прячется под крыло? Ему становится тепло и спокойно, глазки закрывает. Почувствуешь от парня такое тепло, захочешь прислониться и глазки закрыть, значит, суженый!» Мне захотелось.
— Ты не очень-то походила на цыпленка! — сказал Крайнев, трогая ее голову. — Скорее на ежика. Маленького и колючего.
