Дом у Семена был небольшой, куда меньше квартиры Крайнева, трем взрослым людям в нем казалось тесновато. Семен спал на печи, Настя — на кровати за ширмой, Крайнев ютился на широкой лавке под окном. Чувствовал он себя неловко — казалось, что стесняет хозяев. Месяц-другой пожить — это куда ни шло, но чтоб надолго? Можно перебраться в кривичскую контору, там места хватает. Но там Соня и Гольдберг, видеть их Крайневу не хотелось. Он решился рассказать о своих сомнениях Насте.
— Что ты? — испугалась она. — Нас тут шестеро жило, всем места хватало! Братики такие хорошие были, я их любила…
Настя всхлипнула, и Крайнев, не удержавшись, погладил ее по голове. Настя ткнулась лицом ему в грудь, Крайнев, поглаживая ее по спине, дал выплакаться. После этого разговора Крайнев решил, что будет считать Настю младшей сестрой, она, похоже, это поняла и приняла.
В сарае Семена Крайнев обнаружил несколько фильтрующих коробок для противогаза. Их подобрали на поле боя с остальной амуницией. Одежду, обувь, ремни давно разобрали бойцы Саломатина, резиновые маски растащили запасливые крестьяне; коробки валялись без дела. Крайнев предложил использовать их для очистки самогона — внутри коробок имелся замечательный угольный фильтр. Попробовали.
— Слеза! — оценил Семен, отхлебнув из стакана. — Лучше казенной водки…
Несколько дней фильтровали запасы Нестеровича. Они, к удивлению Крайнева, оказались значительными.
— Зачем столько? — поинтересовался он, таща в кладовую очередную бутыль.
— Рождество, Крещение, Масленица… — стал перечислять Семен. — А там, вдруг и свадьба. Плохой хозяин самогон у людей занимает, у хорошего должен быть свой…
Новый, 1942 год, пришел незаметно — в деревне не было привычки отмечать этот праздник. Перед Рождеством Семен привез из Города Валентину Гавриловну. Они замечательно веселились: катались на санях, ходили в гости, пили, пели, танцевали… С поздравлениями и подарками приезжал Саломатин: Крайневу он преподнес великолепный немецкий кинжал с эмблемой СС на рукояти, Семену — трофейные сапоги, Насте и Валентине Гавриловне — по платочку. Крайнев в ответ вытащил новенькую суконную гимнастерку с тремя эмалевыми кубиками в петлицах, приобретенную в Москве через сайт реконструкторов. Гимнастерка обошлась недешево, но подарок того стоил: Саломатин едва не прыгал от радости. Его старая форма распалась от ветхости, и командир партизанского отряда ходил в мундире немецкого танкиста. Уезжая, Валентина троекратно расцеловалась с Крайневым и шепнула на ухо:
— Ланге очень тобой интересуется. Расспрашивал меня.
— Не только тебя! — сказал Крайнев, вспомнив рассказы Семена.
— Вызнавал про наши отношения, спрашивал о Соне, он как-то узнал. Я ответила, что тебя выгнала и впредь не хочу знать. Так что ко мне не заезжай! Лучше совсем не появляйся в Городе! Если что, дам знать через Семена.
— Спасибо! — поблагодарил Крайнев.
— Тебе спасибо — послушал старших! — лукаво улыбнулась Валентина. — Умничка! Береги Настеньку!
— Она мне как сестра! — возразил Крайнев.
— Тебе, может, и сестра, — засмеялась Валентина, — но ей ты точно не брат.
Крайнев не стал спорить. Не было желания и здоровья. В праздники он простудился, стал надсадно кашлять, а потом и вовсе свалился в лихорадке. Испуганная Настя хотела бежать за доктором, но Крайнев запретил. Менее всего ему хотелось видеть подле себя Соню или счастливого Гольдберга. Крайнев достал из аптечки упаковку мощного антибиотика, специально припрятанного ради такого случая (непривычных к лекарствам жителей сорок первого вытаскивали с того света более древние препараты), стал пить. Болезнь сопротивлялась. Температура скакала под сорок, Крайнев кашлял, болело в груди — воспаление легких, как определила Настя. Она не отходила от него. Обтирала пышущее жаром тело влажной тряпицей, парила ноги, делала компрессы, поила травяными отварами и медом. Просыпаясь ночами, Крайнев чувствовал на своем лбу маленькую, прохладную ладошку. Стоило ему пошевелиться, как она подносила в кружке воду или молоко, шепотом спрашивала, не хочет ли он по нужде. Непонятно, когда Настя спала, но днями она все так же хлопотала у печи, кормила его и отца, доила корову, мыла и стирала. Давалось ей это, видимо, нелегко. Однажды Крайнев проснулся и в лунном свете, струившемся из окна, увидел: Настя сидит и клюет носом. Он встал и снял ее с табуретки. Она уснула у него на руках. Крайнев отнес сиделку за ширму, уложил в кровать и накрыл одеялом. Назавтра он попросил Настю ночами не дежурить.
— Вдруг тебе станет плохо?! — возразила она.
— Позову! — пообещал он.
— Вдруг сил не будет?
— Ночью тебя в постель отнес — сил хватило.
Настя покраснела и больше не спорила. Ее трогательная забота пробудила в Крайневе раскаяние. Он подумал, что до сих пор мало уделял внимания замечательной девушке. Настя умна, искренна, у нее отзывчивое и доброе сердце. Она любопытна, хочет знать побольше, а он отмахивается от ее вопросов, ссылаясь на дела. На самом деле ему просто лень. Подсказки Насти помогли ему обзавестись источниками информации в Городе (одна Валентина Гавриловна чего стоит!). Она не жалуется, кормит его, обстирывает, за больным вот ходила… Крайнев обругал себя «скотиной» и дал слово при первом удобном случае исправиться.
Антибиотики ли помогли, Настина ли забота, но болезнь сдалась. Ощутив выздоровление, Крайнев попросил Семена истопить баню и долго с наслаждением парился, выгоняя из тела остатки хвори. Ему никто не мешал: Семен уехал в Кривичи, а Настя куда-то ушла — наверное, к подругам.
Крайнев смыл с себя пот и уже собирался одеться, как в парную заглянула Настя.
— Помылся?
— Только оденусь! — ответил Крайнев, решив, что его выпроваживают.
— Погоди! — остановила Настя и втащила чугун с каким-то дымящимся варевом. В бане запахло сладко-пряным.
— Лечить тебя буду! — сурово сказала Настя, опорожнив чугун в бадейку с чистой водой. — Садись!
Расслабленному парилкой Крайневу спорить не хотелось. Он не стеснялся своей наготы — перед сестрой-то? Хочет лечить — пусть! Крайнев сел на мокром полу, прикрыв из вежливости промежность ладошкой, Настя, оставшись в одной рубашке, поливала его из ковшика. При этом она еще шептала — какой-то заговор, как понял Крайнев. Он хотел подшутить над методами лечения будущего врача, но решил не обижать. Чем бы дитя ни тешилось… Теплый травяной отвар лился на его голову, плечи, спину, живот; странный медовый запах кружил голову, Крайнева едва не повело. Усилием воли он заставил себя собраться и выдержал процедуру до конца.
— Теперь ты меня! — велела Настя голосом доктора. — Чтоб не хворала! Ишь, кашлял! Мог заразить…
Она стащила рубашку и, обнаженная, стала перед ним, опустив руки вдоль бедер. Крайнев смутился такому повороту, но молча взял ковшик. Он поливал ее, легонько поворачивая, чтоб отвар попал на все части тела. Не спешил. Крайнев привык видеть Настю в домашней, мешковатой одежде и сейчас изумлялся. Перед ним стояла не девочка-подросток, какой он ее считал, а взрослая, изящно сложенная женщина. У Насти оказалась узкая талия, плавная линия бедер, небольшая, но красивая грудь капельками. Крайнев разглядел стройные ноги, узкие в колене, тонкие лодыжки, маленькие пяточки… Он не верил глазам. Откуда такое чудо в медвежьем углу? Это крестьянская девушка, каждый день выполняющая нелегкую домашнюю работу? Не может быть! Куда он смотрел раньше?!
