— Мне доложили, что дорогу оседлал по меньшей мере полк! — генерал бросил уничтожающий взгляд на сопровождавшего его тучного полковника. Тот побагровел. — Какой у вас был приказ? — повернулся генерал к Саломатину.
Старший лейтенант хотел промолчать, но почему-то не смог:
— Остановить продвижение противника на два-три дня.
— Вы выполнили его! К тому же проявили гуманность в отношении раненых немецких солдат. Это делает вам честь! Немцы — культурная нация, мы ответим тем же. Вам окажут необходимую медицинскую помощь…
Генерал уехал, но приказ его подействовал: Саломатина и других раненых перевязали. Затем отвели на этот мехдвор. «Их гуманизм в том, чтобы заставить умирать долго и в муках! — подумал Саломатин, наблюдая из-под сеялки за редеющим сумраком. — Лучше б пристрелили сразу! Сволочи!..»
Когда рассвело совсем, Артименя вытащил командира наружу и прислонил спиной к сеялке. Так велел Саломатин. При виде командира люди вспоминали, что они бойцы. Вчера чуть не случилась драка из-за еды — кучки кормовой свеклы, сваленной немцами прямо на землю. У Саломатина еще достало силы крикнуть… Свеклу разрезали на куски заточенной о камень полоской железа, поделили по справедливости. Бойцы, ворча, забирали свою долю. Старший лейтенант поймал на себе несколько ненавидящих взглядов. Сегодня он уже не сможет прикрикнуть, Артименя и несколько поддерживавших его сержантов не справятся. От голода люди звереют. Может, немцы добиваются этого? Будут смотреть, как они передушат друг друга?
Пленные проснулись, потянулись к баку с водой — пить и умываться. Несколько человек остались лежать: мертвые или доходяги, как он. Саломатин попросил Артименю проверить. Тот скоро вернулся — за ночь умерло двое. Трое, как и Саломатин, были совсем плохи. «Всего восемьдесят два живых, — мысленно подвел итог Саломатин. — Завтра останется семьдесят девять. Пригнали сто тридцать шесть. Пятьдесят четыре человека за три недели…»
Напившись, пленные рассаживались на земле, ловя ласковые утренние лучи. Через час-другой будут искать хоть краешек тени — солнце в этом году немилосердное. Люди молчали: обо всем переговорено за эти дни, все слова сказаны. К тому же надо беречь силы. Еду привезут не раньше полудня… Саломатин прислонился головой к прохладному металлу сеялки…
Два года назад он носил две «шпалы» в петлице и командовал стрелковым батальоном. «Шпалы» были новенькими, Саломатина произвели в майоры прямо из старших лейтенантов. Нещадно прополотая НКВД Красная Армия нуждалась в командирах, люди росли в званиях и должностях, перешагивая сразу через две-три ступеньки. 17 сентября дивизия Саломатина перешла границу с Польшей. Поляки почти не стреляли. Дивизия дошла до Буга и встала на левом берегу. На той стороне были немцы. Саломатина вызвали к комдиву.
— В личном деле написано, что знаешь немецкий, — сказал тот. — В самом деле?
— Когда родители умерли, воспитывался в семье немца, — ответил Саломатин и добавил, заметив поднявшиеся домиком брови комдива: — В Саратове. Немец сапожником был…
— Будешь переводить! — велел комдив.
Саломатин перешел мост и договорился о встрече. Она состоялась на следующий день. С нашей стороны был командующий армией, с немецкой — тот самый седой генерал, не узнавший Саломатина на дороге из Города. Генералы жали друг другу руки, улыбались. Скалили зубы и сопровождавшие немца офицеры. Улыбки были искренние — немцев переполняла радость. Они были счастливы, что завоевали большую страну всего за три недели и малой кровью. Русские в отличие от поляков не были врагами — фюрер заключил с ними пакт о ненападении. Командарм пригласил немцев на свой берег, где их провели в расположение одной из дивизий, познакомили с офицерами и солдатами, показали технику. Затем пригласили за стол. Интенданты командарма расстарались: столы были накрыты белоснежными скатертями, густо уставлены блюдами с жареным и вареным мясом, овощами, бутылками с водкой… Командарм, как и Саломатин, был из назначенцев, армию получил после полка и упивался своей властью. Саломатину почти ничего не удалось попробовать — переводил. Тост за фюрера — тост за Сталина, тост за победоносную немецкую армию — тост за не менее победоносную Красную… Пили за офицеров и солдат, их оружие, стойкость, храбрость, дисциплинированность… Чем далее, тем более запутанными и витиеватыми становились тосты, запомнить и перевести их точно было невероятно сложно, Саломатин и не старался. Любое слово немцы и наши встречали дружным ревом и звоном фужеров. Скоро немцы надрались так, что не смогли на своих ногах уйти. Саломатин сбегал через мост, договорился, и дежурный немецкий офицер прислал несколько машин.
Немцам прием чрезвычайно понравился, они не захотели оставаться в долгу и назавтра пригласили к себе. Немецкий генерал, видимо, решил превзойти русских — гостям показали все. Танки, пушки, пулеметы, кургузые, неуклюжие автоматы… Возле высокого бронетранспортера на полугусеничном ходу немецкий генерал сам давал пояснения.
— Новейшая разработка, секретный проект, — переводил Саломатин. — Как вы знаете, господа, мы воюем стремительно. Танки прорывают фронт, следом движется пехота. Но пехота едет на простых грузовиках, она уязвима от стрелкового оружия. В «ханомаге» ее защищает броня, а бронетранспортер вооружен пулеметом «МГ» на турели. «Ханомаг» может идти в наступление даже без поддержки танков! Пока таких машин единицы, но через пару лет будут тысячи…
Бронетранспортер не заинтересовал командарма, но Саломатин, воспользовавшись минутой (с немецкой стороны был переводчик), осмотрел машину. Немецкий генерал не врал — бронетранспортер выглядел мощно. В Красной Армии о таких машинах не слышали. Саломатин представил, как на его батальон движется эта черная громада и немцы из-за брони спокойно расстреливают его солдат…
Немцы не ударили лицом в грязь и на банкете — столы ломились. В этот раз надирались русские — не они несли ответственность за порядок на правом берегу. Немцы не отставали. Перед банкетом гостям ненавязчиво показали несколько палаток с чистыми койками и сказали: любой русский офицер по желанию может переночевать здесь. Предложение понравилось. Оба генерала к вечеру покинули шумное общество, оставшиеся за столом к ночи перепились — как немцы, так и русские. Все разбрелись по своим палаткам. Саломатин, и в этот вечер оставшийся трезвым, к полуночи вышел якобы по нужде и прошелся к мосту. Часовых не было. Немецкие солдаты в праздновании победы не отставали от офицеров, кого им было бояться? Польша лежала поверженная, русские оказались отличными парнями, на несколько километров вокруг стояли войска… Саломатин запрыгнул в «ханомаг», стоявший у самого моста, завел мотор и на тихом ходу перебрался на свой берег. Там он отогнал бронетранспортер на несколько километров от реки, укрыл в лесу и тихонько вернулся в палатку на немецкой стороне.
Утром их разбудили крики. Выползавшие из палаток похмельные красные командиры недоуменно глядели на эту суету. Приехал немецкий генерал, затем, видимо, извещенный через посыльного, русский командарм. Красных командиров довольно невежливо пересчитали — все были на месте. Немецкий генерал, не стесняясь, орал на своих офицеров, те стояли с помятыми лицами, туго соображая, чего от них хотят.
