— Валентина, извините меня, пожалуйста, но мне дико все это слушать. Я никогда не слышал, чтобы мой прадед участвовал в раскулачивании и грабил колдунов. Меня с детства учили, что нельзя воровать чужое.
— Никто из твоих родных не умер своей смертью. Верно? — строго спросила колдунья.
— Да, — признался я.
— Это знак. Вам бы задуматься. Верни кольцо настоящим владельцам, и все пройдет. Тебя не будут преследовать неудачи, ты проживешь долгую и счастливую жизнь.
— А если не получится?
— То ты умрешь. Вокруг тебя уже сформировалась воронка смерти.
Я вспомнил слова ребенка в супермаркете, и внутри все похолодело. Похоже, Валентина говорила правду. Кольцо на пальце вмиг стало холодным и неприятным. Если из-за него умерли мои родители, то лучше его уничтожить. Да и где найти в России потомков раскулаченных колдунов, тем более что дедушка не оставил никаких записей?
— А если я уничтожу кольцо?
— На тебя падет проклятие, — спокойно пожала плечами ведьма.
— А проклятие можно снять?
— Нет. Проклятия чаще всего перекладывают на другого, и я этим не занимаюсь. Послушай, Владимир, мой тебе совет: пойди в библиотеку, подними архив и найди выживших потомков колдуна, потому что если его род прервется, то и твой их не переживет. Верни в семью реликвию. Тем более что она — не простое украшение. Перстень использовался для работы и обладает душой, он убивает всех, кто завладел им нечестно.
— А может, ты по кольцу можешь описать, хотя бы как приблизительно выглядит владелец? — спросил Сергей. — Пожалуйста, Валентина.
— Ладно, я попробую, — вздохнула колдунья. — Дай, пожалуйста, перстень.
Взяв кольцо, она зажала его между ладонями, закрыла глаза. Три раза глубоко вздохнула и замерла. Я следил за ней, едва дыша. Наконец Валентина вернулась в нашу реальность и заговорила:
— Без кольца ее силы уходят. Аура жизни очень слаба. С ней что-то не так. Но тебе повезло, Владимир, она живет в этом городе.
— Видишь! — обрадовался Сергей. — Она в нашем городе!
— Да уж! — вздохнул я. — А ты попробуй найди в Минске среди двух миллионов людей нужного, не зная его имени или адреса!
— Ну гораздо хуже было бы, если бы владелица перстня оказалась в Москве или Нью-Йорке, — хмыкнул Сергей.
— Есть у нее какие-нибудь приметы? — взмолился я.
— Поищи в старых вещах твоего деда. Он вел дневник. Отыщи его — и найдешь ответ. И кстати, квартира твоя сгорела из-за проклятия. Предок колдуна на тебя ополчился. После того как вернешь перстень, освяти квартиру и продавай. Они отстанут от тебя. А пока приди домой и пообещай вернуть кольцо, духи дадут тебе отсрочку. И покорми своего домового во второй квартире, он молодец, настоящий боец. Уже полгода твою квартиру охраняет. Поставь ему стопарик водки.
В этот момент дверь открылась и вошла девочка лет пяти. Одну свою руку она держала на уровне пояса, словно на чем-то везла.
— Мама, — обернулась малютка к Валентине. — Полкан кушать хочет.
— Какой Полкан? — опешил Сергей. — У вас же уже месяц, как собака сдохла!
— Полкан не умер! — возмутилась девочка. — Вот он!
И указала на пустое место рядом с собой. У меня мурашки по спине поползли. Девочка, получается, видит призраков?
— Танюша, Полкану больше не нужна еда. Отпусти его.
— Ладно, мам. А мы скоро поиграем?
— Да-да, уже скоро. Сейчас я закончу с дядями, и мы поиграем.
— Если этот дядя разберется со злом за плечами, у него начнется новая жизнь, — хмыкнула кроха и пошла прочь.
Мы попрощались с Валентиной, и я поехал домой. Друг предложил зайти в гости, но у меня кусок в горло не лез. Хотелось побыть одному.
Квартира меня встретила привычной тишиной. Вспомнив рассказ колдуньи о домовом, я на всякий случай с ним поздоровался и налил стопарик водки.
М-да, мрачную мне задали задачку. И как же ее решать? Где найти дневник прадеда? И существует ли он на свете? Умел ли мой прадед, потомственный крестьянин, писать?
Есть не хотелось, и я лег спать. Странно устроена жизнь. Ты себе спокойно живешь и не обращаешь на это внимания. Но стоит только осознать, что остался маленький, строго отмеренный кусочек бытия, как все начинает видеться в ином свете. Понимаешь, как хочешь жить, осознаешь, что многое не успел сделать.
Спокойно уснуть не получалось. Голову бередили тревожные мысли, сердце одолевали нехорошие предчувствия, и я крутился в постели, как уж на сковороде. Пробило полночь, и на грудь навалилась странная тяжесть.
Внутри все запаниковало. Я не суеверный человек, даже больше атеист. Но стоило мне столкнуться с мистикой, как стало жутко. Отовсюду мерещились шорохи, возникало чувство, будто за тобой наблюдают. Хотелось, как в детстве, спрятаться под одеялом и не высовываться. Давно я так не боялся темноты. А каково живется тем детям, что видят тонкие миры? А Валентине и ее дочери? Наверно, жутко было впервые понять, что тебе доступно нечто неизведанное.
Я почувствовал на ногах странную тяжесть, захотелось закричать, но горло пересохло от ужаса. О Господи! Я стал вспоминать услышанную в детстве молитву. Но погрузился в сон.
Мне снилось, что я иду по деревне. Народ почти вымер, никого нет. Впереди заброшенная изба. Каким-то странным чувством я понимаю, что мне нужно именно туда. Дверь со скрипом открывается. Около окна стоит человек и что-то убежденно доказывает сидящим перед ним крестьянам.
— Нет, Михаил, — качает головой один из дородных широкоплечих мужиков. — Я не пойду на пана Зареческого. Зла мы от него не видели. Зачем же ополчаться против хорошего человека?
— А как же коммунизм?! Светлое будущее?! Как мы можем его построить, когда над нами довлеет эксплуататор?!
— Он не эксплуататор, Миха, — заметил второй селянин, и две женщины одобрительно кивнули. — Он нам справно платит за труд и не требует работать больше положенного. Да и сам не чурается выйти в поле и подсобить. Это голытьба без кола и двора хочет всех раскулачить да себе добро присвоить, но только толку-то? Чтобы богатство удержать, работать надо. А они тунеядцы и алкоголики!
— Да ты против коммунизма идешь, Кузьма?! — взвился Михаил, в котором я опознал своего прадеда.
— Я тебе свое мнение говорю! — рявкнул Кузьма. — Ты посмотри на коммунистов! Кто они? Пьяницы и тунеядцы, которые прикрылись славной целью, чтобы наворовать чужое добро!
— Да ты сам кулак!
— Да, я — кулак! Кулак, потому что пашу от зари до зари! Я свои деньги потом и кровью нажил! А что сделал ты, Михаил? Что ты оставил после себя, кроме выводка детей? Я работал на поле, а ты спал!
— Неправда! — взревел Михаил.
— Ты нас быдлом назвал?! — взревели четверо костоломов, стоящих позади прадеда.
