У кого-то отец был лётчиком и привозил разные штучки из-за
границы. У кого-то мать работала кассиршей в большом универмаге и доставала
нечто импортное, красивое, вкусное. Кто-то каждый день жрал бутерброды с
настоящим финским сервелатом. Кто-то зимой ходил не в сером в ёлочку пальто с
цигейковым воротником, а в невесомом пуховике с толстой молнией и серебряными
нашивками. Кто-то умел стоять на руках, шевелить ушами, складывать язык
трубочкой.
Один мальчик в пятом классе принёс иностранный потрёпанный
журнал. На цветных фотографиях голые женщины в разных позах щедро показывали
всё, что принято скрывать. Пятиклассники жадно рассматривали глянцевые прелести
на пустыре за школой, у помойных контейнеров. Это было вкуснее сервелата и
круче джинсов. Образовалась очередь. Дети стукались лбами, толкали друг друга,
пыхтели, шумно сглатывали слюну. Мальчик с журналом на несколько дней стал
самой популярной личностью в классе.
В отличие от большинства взрослых, Марк никогда не забывал,
как на самом деле испорчены и порочны дети, особенно когда собираются в
коллектив, как озабочены они вопросами пола, совокупления, как горят глаза,
сопят носы. Чистота детства — лицемерный миф. Лицемерие — одна из составляющих
раствора пошлости, мутной кислотно-щелочной субстанции, в которой барахтается
слепо-глухо-немое человечество.
Именно с этой фразы он начал когда-то свой первый рассказ.
Тогда он мечтал об огромной, всемирной писательской славе.
Теперь ему хотелось денег.
Какая слава при его бизнесе? Наоборот, нужна полнейшая
анонимность, лучше вообще стать невидимкой.
До того, как он попал сюда, у него не было свободного
времени. Он либо занимался своим бизнесом, либо активно отдыхал, оттягивался в
ночных клубах, в казино. Единственным стимулятором, который он позволял себе
после избавления от кокаиновой зависимости, была виагра. И ещё деньги. Его
бизнес постепенно стал приносить реальный, серьёзный доход.
Он вкусно ел и отлично разбирался в московских ресторанах,
он шнырял по дорогим магазинам, покупал себе шмотки и получал от этого почти
эротическое удовольствие. У него были не просто рубашки, а от «Бум-бум», не
просто джинсы, а от «Пук-пук». И трусы шёлковые в клеточку от «Фак-фак». У него
была цель, даже несколько целей, по нарастающей. Платиновый «Ролекс»,
«Мерседес» кабриолет, квартира в центре, дом на Рублёвке. Это могло бы хоть
как-то примирить его с несправедливостью и мерзостью жизни. Пока он утешался
скромной «Сейкой», тремя съёмными квартирами, старым «Фольксвагеном», а шмотки
покупал только на распродажах.
Газовая атака продолжалась. За решётчатым окном светало.
Бессонная ночь готовилась умереть. Марк понял, что мучает его вовсе не вонь, не
отсутствие нормальной еды, сигарет, кофе, а собственные мысли.
Когда нечего делать, поневоле приходится думать.
Оказывается, это самое отвратительное занятие на свете, хуже любой ломки.
* * *
Дома Олю встретил мрачный обиженный муж. У Андрюши была
нормальная температура, но красное горло. Катя уже спала. Оля принесла сыну в
постель ромашковый чай с лимоном, посидела с ним, пока он пил.
— Мам, можно я завтра не пойду в школу? — спросил Андрюша.
— Ладно, не ходи.
— Как прошла съёмка? — спросил Саня, когда она вышла на
кухню покурить.
— Нормально. Завтра вечером посмотрим, что получилось.
— Зачем тебе это нужно, Оля?
— Что именно?
— Вся эта мерзость. Маньяки. Трупы, облитые маслом. Детское
порно.
— Саня, я не смогу спокойно жить, пока не поймают Молоха, я
постоянно думаю об этом. — У неё не было сил говорить, объяснять что-то.
— Ты собираешься опять работать с Соловьёвым?
— Не знаю.
Несколько минут они сидели молча, не глядя друг на друга.
Потом Саня встал и вышел.
Черта, проведённая из одной временной точки в другую,
всё-таки существовала. Оля чувствовала, как режет ступни этот воображаемый
канат. Она опять бежала от себя к себе, через двадцать лет, в обратном
направлении.
Что там? Плотное тёмное кружево листьев в центре Москвы, в
конце июля. Пресный пресненский дождик. Дом с лилиями. Сумасшедшая старуха на
крыльце. Лапки и мордочка мёртвого соболя на её суконной груди. Нарисованные
брови. Кровавый вампирский рот. Конечно, это не кровь, а губная помада. Но все
равно страшно.
Двадцать лет назад Оля встретилась с Димой Соловьёвым именно
там, в глубине двора, у дома с лилиями. Он ждал её, сидел, курил на сломанной
ограде, отделявшей двор от переулка. Они не разговаривали с марта. И вот он
позвонил, сказал, что надо поговорить. Она уже знала: это в последний раз. Она
все решила и считала, что сделала правильный, разумный выбор.
Её ожидало дома, в платяном шкафу, свадебное платье, похожее
на мыльную пену. Она выходила замуж за Филиппова, за надёжного уютного Саню. Он
тоже ждал её дома, пил чай на кухне с её родителями. Дима позвонил из автомата,
попросил выйти во двор. Трое за кухонным столом смотрели на неё с пониманием.
Конечно, иди, Оленька, поговори с ним, попрощайся по-хорошему.
Да, им с Димой следовало поговорить. Но они не сказали ни
слова, даже не поздоровались. Они стали целоваться, как сумасшедшие. Шумел
тёплый дождь, качалась сломанная ограда. Они оторвались друг от друга. Она
убежала, он не окликнул. Или всё-таки окликнул, но она не услышала из-за шума
дождя и проклятий сумасшедшей старухи.
На самом деле бедняга Слава Лазаревна к тому времени уже
умерла. На крыльце сидел всего лишь призрак. Но за свою долгую безумную
старость дворовая ведьма успела выкрикнуть столько страшных проклятий, что
воздух в глубине двора был пропитан ими насквозь.
«Может быть, поэтому я тогда и убежала? — вдруг подумала
Оля. — Сумасшедшая старуха проклинала меня с того света, когда я в последний
раз встретилась с Димкой и целовалась с ним. Покойница Славушка помешала мне
стать счастливой. Господи, как все просто получается, нет ни свободного выбора,
ни личной ответственности. Кто-то другой виноват, не я. С меня взятки гладки.
Между прочим, профессор Гущенко считает, что в основе большинства наших нелепых
взрослых поступков лежат детские страхи».
— Вот смотри, Оленька, — говорил Кирилл Петрович, — ты до
сих пор не можешь забыть то, что пугало тебя в детстве. Толпа. Подвижный пол в
лифте. Безумная старуха. Иррациональный ужас, загнанный внутрь, в подсознание,
косвенно влияет на твою взрослую жизнь. В определённом смысле, он формируют
твою судьбу.
Профессор предлагал соотносить застарелые детские страхи с
важными взрослыми поступками, с моментами выбора. Это было необходимо для того,
чтобы лучше понять логику фобии. Логику серийного убийцы. Олина история про
старуху Славушку очень понравилась Кириллу Петровичу.
