Самка думала матом, вся пропитана была грязью, и ангел в ней
уже погиб. Задохнулся. Но как же долго он плакал, как ему пришлось страдать. И
никто не явился спасти его. Странник ясно слышал посмертное эхо ангельского
плача. Не существовало ни в этом мире, ни в мире теней звука жалобней и
безнадёжней.
Странник оглянулся, увидел её лицо. Нет, она не подросток.
Лет девятнадцать, двадцать. Наркотики, алкоголь, разврат стремительно сжигали
последние блёстки привлекательности. Глаза и губы накрашены кое-как. Волос
почти не осталось. Она заметила его взгляд и улыбнулась. Во рту не хватало
зубов. Эхо посмертного плача звучало все настойчивей. Уничтожить её? Она и так
живой труп. Наказать, отомстить за погибшего в ней ангела?
Он сбавил шаг, он не хотел потерять её из виду. Ему
следовало принять решение. Жалобный плач не затихал, наоборот, становился все
отчётливей, и Странник стал сомневаться, правда ли это посмертное эхо? Вдруг
ангел жив? Вдруг дитя ещё играет над пропастью, на самом краю, за мгновение до
гибели?
Ему показалось, что у него быстро пульсируют барабанные
перепонки и голова сейчас лопнет. Так-так-так. Тикает часовой механизм. Он не
сразу понял, что эта пульсация не внутри него, а снаружи. Звук быстрых шагов за
спиной, мягкий топот детских ног.
— Мама! Мамочка!
Мальчик, совсем маленький, лет четырёх, не больше, бежал к
самке гоминида. Она остановилась, оглянулась. Ни удивления, ни испуга не
выразило её отёчное лицо. Из всех возможных эмоций только лёгкая, спокойная
досада.
— Петюня, ты чего, блин? Иди домой, простудишься.
— Мама, пошли, пошли вместе. — Мальчик схватил её за рукав,
потянул так резко, что она едва удержалась на своих каблучищах.
— Куда вместе? Пусти! Мне в аптеку надо, короче, за
лекарством. Петька, да отцепись ты, блин!
— Мама, там Людка плачет, дядя Коля, он её…
— Молчи! Что орёшь на всю улицу? — Она сильно шлёпнула его
ладонью по губам.
Странник заметил пятна чёрного лака на её ногтях. Мальчик
завертел головой, всхлипнул. Она убрала руку.
— Мама, пойдём домой, прогони этого Кольку, не бери у него
денег, прогони его! Он злой, плохой! Прогони! — Ребёнок говорил громким шёпотом
и по-взрослому косился на Странника, который застыл возле них.
— Мужчина, короче, все в порядке, чего, блин, встал, деловой
такой? — Самка добродушно ощерилась.
— Мама, пошли скорей, Людка там одна с ним, ну, пошли! —
хныкал ребёнок.
— Беги, Петюня, я только в аптеку и сразу вернусь, ты понял?
Беги, блин, я сказала!
— А Людка?
— Он, это, короче, так играет с ней, понял, нет? Играет.
Она легонько подтолкнула его. Мальчик побежал назад, в
подвортню.
— Помоги, спаси меня! — кричал ангел.
Прямо напротив светилась бело-зелёная ослепительная вывеска.
«Аптека 24 часа». Странник, не задумываясь, направился туда.
Ему надо купить детское масло после купания «Беби дрим».
Самке гоминидихе нужны шприцы. Наркотики она уже купила. Некий Колька дал ей
денег, и за это она оставила в полное его распоряжение своих детей.
— Помоги, спаси нас! — надрывались голоса ангелов, уже не
одного, а двух. Маленькие дети подбежали к самому краю пропасти, и нельзя было
медлить.
* * *
Тусовка — высшая форма жизни. Концерт в ночном клубе поднял
Вазелину настроение, прочистил мозги. Деньги, конечно, небольшие, зато успех
гарантирован. Публика вся его. Люди, которые балуются травкой, общаются в
Интернете, презирают слюнявые обывательские ценности, обожают всё, что круто и
прикольно. Поколение Next. Хотя возраст тут ни при чём. Главное — абсолютная
внутренняя свобода.
Эстрада размещалась внизу. Зрители сверху, на стилизованных
строительных лесах. Там стояли столики. Официанты бегали по шатким деревянным
лестницам, разносили спиртное, кофе, сухарики и чипсы. Кто-то сидел перед
раскрытым ноутбуком, кто-то читал книжку или журнал, кто-то извивался и ломался
в танце. Но большинство слушало Вазелина. Публика гроздьями перевешивалась
через перила, стекала вниз по лестницам, поближе к эстраде. Многие подпевали,
покачиваясь, закрывали глаза. Пахло потом, парфюмом и марихуаной.
Вазелин спел несколько старых хитов, получил свою порцию
воплей, свиста, аплодисментов. Разгорячённые, обкуренные девочки бросались к
нему на шею. Он целовал каждую в щёчку, смеялся. Наташа ревниво крутилась
рядом. Разумеется, ревность её ничего не значила. Она отлично это понимала и
старалась сдерживать свои дурацкие чувства.
— Какой ты классный, Вазелин! Я тебя обожаю! — Незнакомая
красоточка лет пятнадцати обхватила его за шею и не отпускала. У неё были
гладкие золотые волосы до пояса. Огромные глаза казались совершенно чёрными
из-за расширенных зрачков. Высокая, почти одного с ним роста, она ничего не
весила. Талию можно было обхватить пальцами.
— Ты гений, я вся твоя! — бормотала она, прижимаясь к нему
всеми своими хрупкими косточками. — Ну же, поцелуй меня! Вазелинчик, я от тебя
балдею!
Краем глаза он заметил несколько фотовспышек. Отлично.
Концерт должен попасть на страницы светской хроники. Пусть все видят, как его
любят девочки, какой он плейбой и супермен.
Он чмокнул белокурую худышку в лоб, осторожно отцепил её
руки. Конечно, она хороша, готова на все и вполне в его вкусе. Но у него другие
планы. Поверх её золотой макушки он беспокойно шарил взглядом по залу. Среди
множества девичьих лиц ему то и дело мерещилось одно, совсем детское. Голубые
круглые глаза, каштановые волосы, заплетённые в косички-дреды. Тонкая цыплячья
шейка.
— Её нет, — тихо сказала Наташа, помогая ему высвободиться
из объятий золотоволосой обкуренной красотки.
— Кого? — спросил он шёпотом.
— Да ладно тебе, — Наташа грустно усмехнулась, — я все знаю.
Разговаривать было трудно. Из динамиков гремел тяжёлый рок,
громко щебетали поклонницы. Вазелин взял Наташу за руку и быстро поволок к
выходу.
— Ну? — спросил он, когда они оказались в фойе, у стойки
охранника.
— Не понимаю, что ты так завёлся? — Наташа дёрнула плечом.
— Кто завёлся? Я? По-моему, это ты не в себе. Со мной как
раз все в порядке.
«А ведь она просто так не отвяжется, — подумал он с тоской и
раздражением, — начнёт ныть, упрекать. Может нагадить напоследок. Впрочем, что
я мучаюсь? Как будет, так и будет. Только бы малышка Женечка не выкинула
какой-нибудь фортель. Почему её сейчас нет? Ведь обещала. Папа не разрешил?»
