Когда наконец подъехали к большому стеклянному зданию
городского концертного зала, Наташа, верная спутница Вазелина, стала
рассказывать анекдот про Чебурашку, который все слышали уже раз десять, потом
заметила, что у Вазелина сейчас ресница попадёт в глаз, заставила смотреть
вверх и принялась осторожно вытаскивать ресницу.
Трое музыкантов в это время просыпались, потягивались.
Администратор шуршал газетой. Все делали вид, будто ничего не происходит.
На площади перед концертным залом действительно ничего не
происходило. Можно было отпускать охрану. А ещё лучше — разворачивать автобус и
ехать назад, домой, в Москву. Площадь оставалась пустой и спокойной. Только в
углу, в сотне метров от здания концертного зала, наблюдалось некоторое
оживление. Там был небольшой рынок и открытое кафе с пивом и чебуреками. Бабки
торговали прошлогодней квашеной капустой, мёдом и шерстяными носками. В кафе за
столиками сидели люди, в основном молодые крепкие мужчины. Никто даже не
взглянул на автобус, в котором приехал в замызганный городок Лапин знаменитый
Вазелин со своей командой.
А всего лишь год назад на этой площади творилось нечто
невообразимое. Наряд милиции еле сдерживал толпу подростков, ожидавших своего
кумира. Мальчики и девочки, не только местные, но и из Москвы и других городов,
давя друг друга, рвались получить автограф, прикоснуться к одежде Вазелина. Лил
дождь, было холодно, но они не замечали ничего, кроме Вазелина и его команды.
Но это было год назад. А сейчас пустынную площадь заливало
солнце. Вокруг кафе топтались продрогшие голуби, проехал грузовик, и огромный
рекламный щит с портретом Вазелина задрожал, словно от страха.
— Не напрягайся, — сказал администратор. — Мы рано приехали,
ещё два часа до концерта.
Вазелин не ответил. Он чувствовал, стоит ему открыть рот, и
он начнёт орать, кинется с кулаками на этого жирного ленивого бегемота, своего
администратора. Вместо Вазелина подал голос ударник Вова. Смерив администратора
хитрым взглядом, он спросил:
— Бориска, ты чего, блин, опять все рекламные бабки прожрал?
Смотри, лопнешь.
Остальные музыканты засмеялись, Бориска возмущённо заморгал,
заверещал, что рекламу раскрутил по полной программе, ткнул жирным пальцем
сначала в газету, где на первой полосе был портрет Вазелина, потом в плакаты и
афиши, обильно украшавшие площадь и здание концертного зала.
Вазелин продолжал молчать, когда автобус остановился,
сердито оттолкнул руку ненужного охранника, сдержанно кивнул в ответ на
приветствие директора концертного зала, полной свежей дамы в белом костюме,
которая вышла его встречать.
— Да перестань ты, в самом деле! — пела ему в ухо Наташа,
пока они шли через служебный вход по узким коридорам. — Ты же сам говорил, раз
на раз не приходится. Весна — не лучшее время для концертов. К тому же холод
собачий. Людям неохота из дома вылезать. Не надо делать глобальных выводов. Ты
все равно самый лучший. Вон, смотри!
Совсем близко послышался топот и гул голосов. Дверь, ведущая
к запасной лестнице, распахнулась, в коридор, прямо навстречу Вазелину,
повалила толпа подростков. Вазелин облегчённо вздохнул, подумал: не густо,
конечно, но хоть что-то, оскалился в звёздной улыбке, полез в карман за ручкой
и приготовился раздавать автографы.
Чтобы пропустить толпу, охраннику и директрисе пришлось
вжаться в стену. Первый подросток замер напротив Вазелина. Он раскраснелся и тяжело
дышал. Ему в затылок дышали остальные.
— А-а… это, короче, разрешите пройти.
Голос у подростка ломался. Первую часть фразы он произнёс
басом, вторую — детским фальцетом. Звёздная улыбка на лице Вазелина
превратилась в гримасу. Он посторонился. Мальчики протопали мимо, обдавая его
жарким дыханием и запахом молодого здорового пота. Один из них нечаянно задел
локтем толстое пузо администратора Бориски и вежливо извинился.
— Это наши каратисты, — с гордостью объяснила директриса, —
у них сегодня последняя тренировка перед соревнованиями. Прошу ко мне в
кабинет.
— Вот видишь, — прошептала на ухо Наташа, — не твоя публика.
Они каратисты, этим всё сказано.
В кабинете директрисы был накрыт стол. Чай, пирожки,
бутерброды. Бориска плюхнулся в кресло, накинулся на еду.
Ударник Гриня стал доставать из сумки водку, у него там
оказалось бутылок пять, и каждую он любовно приветствовал:
— Вот она, родимая, вот она, лапушка, а вот ещё, красотуля
холодненькая, потненькая…
— Да вы кушайте, кушайте, угощайтесь, — суетилась
директриса, — Валентин, вы что-то грустный сегодня, — она протянула ему тарелку
с пирожками, — попробуйте, это наша сотрудница испекла, библиотекарь. Вот,
кстати, она тут передала мне диск, чтобы вы подписали для её племянника. Он ваш
тёзка, тоже Валентин.
Вазелин отстранил тарелку, молча раскрыл плоскую коробку с
диском, чиркнул наискосок: «Привет тёзке!», поставил свой размашистый автограф.
— Валя, вы себя плохо чувствуете? — не унималась директриса.
— Я вас не узнаю, вы обычно такой весёлый.
— Мы просто устали, сегодня утром прилетели из Саратова, —
объяснила Наташа, — рейс задержался, ночь бессонная.
Группа и администратор угощались вовсю, уже разлили водку,
жевали, смеялись. Никакой бессонной ночи не было. Из Саратова они прилетели
накануне вечером, в десять. Вазелин спал с полуночи до полудня, проснулся злой
и опухший.
Нельзя сказать, чтобы короткие весенние гастроли по волжским
городам прошли так уж плохо. Залы в основном были полны, поклонницы толпились у
гостиниц. Вроде бы все, как обычно, однако с каждым городом, с каждым очередным
концертом толпа становилась немного жиже, крики тише. Нигде никого не
раздавили, нигде не снесли ограждений. Последний концерт в Саратове пришлось
отменить. Накануне скончался какой-то крупный местный чиновник, и так
случилось, что гражданскую панихиду решено было проводить именно в том
концертном зале, в котором планировался концерт Вазелина.
— Вы с ума сошли?! Хотите, чтобы у вас здесь все разнесли?!
— кипятился толстый Бориска, объясняясь с местной администрацией.
Но ничего страшного не произошло. Перед артистами
извинились, публике вернули деньги.
— Что теперь, вешаться, что ли? — рассуждали музыканты в
ресторане, в аэропорту. — Надо думать, менять репертуар, искать что-то новое.
Мы уже третий год работаем на одном приёме, крутим десяток песен. Да, это
классные песни, это шлягеры, но все приедается, а конкуренция дикая.
— Пора мочить конкурентов, — мрачно произнёс Вазелин.
Никто его не услышал, кроме Наташи. Она улыбнулась, как
всегда улыбалась в ответ на его шутки, даже самые грубые и несмешные.
