Следующий труп — в середине октября. Мальчик. Восемь лет.
Тут уж, конечно, заговорили о серии. Приехала группа из Москвы, следователь,
все, как положено. Схватили какого-то местного алкаша, который сидел за
изнасилование десять лет назад и состоял на учёте в психдиспансере. Добились
признания.
До мая 1985-го убийства прекратились. Девятого, как раз на
День Победы, — девочка двенадцати лет. Признавшийся алкаш в это время находился
в тюрьме. Лобов так и не узнал, выпустили его потом или нет.
Опять начались активные следственные действия, допросы — и
нулевой результат. К интернату приставили охрану, переодетые оперативники из
Москвы дежурили в роще, у озера изображали рыбаков, в общем, все как положено,
по полной программе.
Полтора года — ничего. Охрану, конечно, сняли. Дети стали
потихоньку выползать за территорию, гулять по лесу, ходить к озеру.
У слепых от рождения все чувства обострены необычайно. Слух,
осязание, обоняние. Отчасти это заменяет им зрение. Дети из интерната хорошо
знали окрестности, старшие сами ходили в магазин на станцию. Воспитатели давали
им мелкие деньги на сладости, это было включено в программу обучения и
адаптации. За территорию, к озеру, детей тоже отпускали, не одних, конечно, в
сопровождении учителя физкультуры, того самого Анатолия Пьяных. Тем, кто умел
плавать, летом разрешали купаться. Но, конечно, днём. Ночью они убегали сами.
В июле 1986-го — ещё одно убийство. Девочка шестнадцати лет,
не совсем слепая. Слабовидящая. Носила очки с толстыми стёклами. И опять
никаких свидетелей. Тупик.
В интернат приезжали бесконечные комиссии из министерств,
важные чиновники от образования и здравоохранения, грозно размахивали кулаками,
требовали принять срочные меры, произносили речи об ответственности,
милосердии, называли детей «нашими общими детьми, за которых душа болит». Но
ничего при этом не происходило. Или нет, происходило много всего, тонны бумаги
извели на официальные отчёты, но всё без толку.
На следующий день после того, как нашли последнюю девочку,
учитель физкультуры Пьяных ворвался в кабинет к директору. Там как раз сидели
следователь и двое оперативников. Пьяных сказал, что хочет сделать заявление.
— Решился наконец? — сказала директриса. — Совесть замучила?
Ну давай, признавайся чистосердечно. Это ведь ты насиловал и убивал детей!
Пьяных кинулся на неё с кулаками, стал кричать, нецензурно
выражаться в адрес директрисы. Он был под градусом. Пьяный Пьяных. Его,
конечно, скрутили, он продолжал буянить и кричать.
Пьяных работал в интернате учителем физкультуры. Парень
странный, тихий, стеснительный. У него была врождённая патология, заячья губа.
Он потому и работал со слепыми, что стеснялся своего уродства.
При обыске в дровяном сарае у дома, где жил Пьяных, нашли
берестяную шкатулку. Внутри лежали пряди волос, завёрнутые в папиросную бумагу,
всего пять конвертиков. Очки в прозрачной пластмассовой оправе, с линзами,
толстыми и выпуклыми, как лупы. Браслет, сплетённый из бисера, так называемая
«фенечка», дешёвое серебряное колечко с бирюзой, крестик на рваном шнурке. Эти
вещи принадлежали убитым детям.
Все только разводили руками — как это раньше не догадались?
Кстати, первым, кто обратил внимание на психические отклонения учителя
физкультуры, был Кирилл Петрович Гущенко. Он приезжал в интернат в составе
одной из комиссий Минздрава, после того как нашли четвёртый труп.
Но вначале никто, кроме Гущенко, не подозревал Пьяных.
Слишком он был тихий, маленький, убогий. Про него говорили: «Мухи не обидит».
Вопрос о том, насиловал он детей или нет, так и остался
открытым. Официально следствие утверждало, что да, насиловал. Но некоторые
эксперты высказывали сомнения. Эксперты считали, что убитые дети подвергались
насилию неоднократно, ещё задолго до убийства. Даже у самой маленькой девочки,
семилетней, оказалась порвана девственная плева. И мальчика кто-то активно
употреблял.
В теле четвёртой жертвы удалось обнаружить остатки спермы,
которая очевидно не могла принадлежать Пьяных.
Он признался и в убийствах, и в изнасилованиях.
Оля входила в состав экспертной комиссии, видела Пьяных и
считала большой ошибкой, что его признали вменяемым и отправили после
стационарной экспертизы в тюрьму. Он страдал тяжёлой реактивной депрессией. Ему
всё было безразлично. Он отказывался от еды, его кормили через желудочный зонд.
Перед комиссией во время судебно-психиатрической экспертизы
Пьяных говорил как робот, без всяких эмоций. Ничего не отрицал. Лобов
рассказывал, что на следственных экспериментах он вёл себя странно. Ему давали
муляж, объясняли, что надо делать, и он послушно выполнял.
Не дождавшись суда, Пьяных повесился в камере. Дело закрыли.
Теперь возле города Давыдова, в тридцати километрах от
Москвы, престижный, дорогой дачный посёлок. Там виллы очень богатых людей.
Красивое место, берег Москвы-реки, сосновые рощи, озеро Чистое. Говорят, правда
чистейшее озерцо, до сих пор в нём много рыбы. Вокруг никаких промышленных
предприятий. Есть несколько родников с целебной водой.
«Я туда поеду, — думала Оля, — вот приведу в порядок машину
и поеду. А может, и просто на электричке. Давыдово всего в тридцати километрах
от Москвы. Интернат давно сгорел, но остались люди, местные жители, которые там
работали. Остались бабушки из ближайшего посёлка. Вечные бабушки, они должны
что-то помнить».
* * *
Выйдя из душа, в чистом чужом халате, доктор Филиппова
столкнулась с медсестрой Иришей. Ириша держала в руке её мобильник.
— Ольга Юрьевна, он вопил детским голосом: «Мама, возьми
трубку!» Я сначала не поняла, что это телефон. Так вообще свихнуться недолго.
Это ваша дочь, я сказала, что вы принимаете душ, но она сказала, что это очень
срочно.
— Мама, ты совсем офигела! Сегодня было родительское
собрание в семь, ты обещала прийти! Ну сколько можно, мама? И кушать дома
нечего совершенно! — Катин голос дрожал от обиды и возмущения.
— Катюня, во-первых, не кричи. О собрании я правда забыла. У
меня был сумасшедший день.
— У тебя все дни сумасшедшие! Ты же в психушке работаешь!
— Что ты несёшь? Не стыдно?
— Ну ладно, ладно, извини. Просто это было важное собрание.
Мы с Андрюхой как беспризорники, у всех родители пришли, а у нас — никого.
— Ты папе звонила? Он тоже мог бы сходить.
— У него учёный совет. Мам, Андрюха пару получил за
контрольную по математике. И сейчас у него, кажется, температура. Я градусник
не могу найти. Слушай, зачем ты на работе принимаешь душ? Езжай домой сейчас
же! Я умираю от голода! А папа сказал, он раньше одиннадцати не придёт.
