* * *
Сосед Никонов продолжал своё унылое «не могу, не могу!». Но
вдруг тряхнул головой, облизнулся и деловито спросил:
— У тебя случайно сладенького нет?
— Нет.
— Так, товарищи, внимание! На сегодня у нас назначено
заседание комиссии по экстренной идеологии, явка обязательна, — прозвучал,
перекрывая стоны, сопение, бормотание, высокий резкий голос.
У двери, возле умывальника, пожилой толстяк по фамилии Шпон
смотрел в зеркало и аккуратно раскладывал на лысине длинные жидкие пряди.
Когда-то он работал в московском горкоме партии, заведовал каким-то отделом.
Собственно, он и сейчас продолжал заведовать, но в другой реальности, в уютном
войлочном гнёздышке своего старческого маразма.
Шпону было хорошо. А Никонову плохо. Ночью он достал Марка
рассказами о своей красавице Наташке, о том, как на неё смотрят все подряд
мужики, молодые и старые, и даже показал фотографию. Бабёнка была сдобная,
грудастая, со сладкой улыбкой и холодными наглыми глазами.
— У тебя случайно нет мобильного телефона? — спросил Никонов
шёпотом. Он склонился к самому лицу, и Марк почувствовал, как кисло пахнет у
него изо рта.
— Посмотри в тумбочке, — сказал он старику.
Шорох, стук, сопение. Никонов искал телефон. Тумбочка у них
была одна на двоих.
— Где? Ну где же? Ничего не понимаю! — бормотал Никонов,
выкидывая на пол жалкое барахлишко.
— Что, не можешь найти? — сочувственно спросил Марк.
— Нету!
— Значит, спёрли.
— Да, наверное. И что теперь делать?
— Искать. Кто у вас тут главный вор?
— Я не знаю. Не понимаю. Не могу.
— Не можешь — отдыхай. Ты правда совсем больной. Забыл, что
мобильники здесь держать запрещено?
— Зачем же ты сказал, что у тебя есть?
— Пошутил. А ты поверил. Получилось смешно. Кстати, зачем
тебе телефон?
— Я должен срочно позвонить жене. Мы давно не виделись. Она
волнуется.
— Так уж и волнуется? Может, наоборот, рада?
— Что? Что ты сказал? — старик взвизгнул и вскочил. На его
губах запеклась корочка, глаза выкатились из орбит, подёрнулись влагой.
— Она завела себе другого мужика, здорового, крепкого. А ты,
старый пердун, на фиг ей не нужен. Она тебя, печальную макаку, нарочно сюда
сбагрила, ты здесь быстрей помрёшь, ей квартира достанется, — сказал Марк
достаточно громко, чтобы его услышал старик, и достаточно тихо, чтобы никто
другой в палате не услышал.
Через пять минут рыдающего, трясущегося Никонова уволокли
санитары. Палата ничего не заметила, её население, шаркая, ворча, перетекало в
коридор, бродить, ждать посетителей, смотреть телевизор.
Глава седьмая
Плоская деревянная шкатулка размером не больше школьной
тетради, изнутри оклеенная чёрной бархатной бумагой, хранилась в тайнике на
антресолях. Там, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос.
Золотистая, похожая на лепестки жёлтой хризантемы. Рядом с ней пара серебряных
серёжек с аметистами. Рыжая, как язычок пламени. Золотое колечко с тёмным
крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жёсткая. Серебряная цепочка с
крестиком.
Странник сел на пол, стал бережно перебирать и рассматривать
свои сокровища. На лице его застыла отрешённая, почти идиотическая улыбка,
глаза затянулись матовой плёнкой.
Просидев так минут двадцать, он дёрнулся, как будто его
ударило током. Осторожно сложил в шкатулку свои трофеи, в том числе новые,
мягкую каштановую косичку и медальон. Встал, подошёл к шкафу, достал небольшой
элегантный портфель, погладил мягкую чёрную кожу, щёлкнул замочком и убрал в
портфель шкатулку. Потом закрыл антресоли, сложил стремянку.
— Хороший мальчик. Умница, — шелестел в тишине ласковый шёпот,
— теперь успокойся и поешь. Ты ничего не ел целые сутки. Ты голоден. Ты получил
свежую порцию космической энергии. Но пищу телесную это не заменяет. Ты
заслужил вкусный обед. Ты заслужил. Ты хороший мальчик.
Странник правда проголодался. Пока оттаивали в микроволновке
куриные крылышки, он занялся уборкой. Отнёс стремянку в туалет. Перемыл посуду,
протёр плиту, подмёл пол. Обычно он занимался уборкой под музыку. Лучше всего
Моцарт или Вагнер. Но сейчас нужна была тишина.
— Ты освободил ещё одного ангела. Осознаешь ли ты своё
величие? Достоин ли ты своего уникального дара, своей великой миссии?
Ему хотелось ответить, вступить в диалог, но он пока не
решался. Он боялся, что скажет что-нибудь не то, и продолжал молча наводить
чистоту, при этом наблюдая за собой со стороны. Крепкий мужчина в спортивном
трикотажном костюме, в тёплых тапочках. Лицо хмурое, напряжённое. Веник в
правой руке, совок в левой. Руки сильные, красивые. Движения чёткие.
— Ты всё сделал правильно. Но этого мало, мало. Ни на минуту
ты не должен забывать о своей священной миссии.
Он уронил веник и совок, медленно опустился на пол, сжал
виски.
— Я знаю, как больно тебе, как трудно, но кто же, если не
ты? Хочешь сказать, тебе их жалко?
— Да. Жалко, страшно. Жалко тех, кого не могу спасти.
Страшно, что я один, а их много, и надо возвращаться в их мир, жить по их
законам.
— Ты не живёшь по их законам. Ты разведчик в тылу врага.
Он сглотнул горький комок, шмыгнул носом. Слезы подступали к
глазам, ему было стыдно, что он такой сентиментальный. Микроволновка звякнула и
выключилась. Он не заметил, не услышал. Шёпот заполнил собой все пространство
кухни, и в голове у него ничего не было, кроме этого шёпота.
— Они жертвы Апокалипсиса. Они дети. Ты спасаешь детей. Как
в твоей любимой книжке «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, помнишь? Ты один, и
много маленьких детей, играющих над бездной. Ты ловишь их, чтобы они не падали.
Ты не должен останавливаться. Гоминиды повсюду, ты чувствуешь в воздухе смрад
их ядовитого дыхания, на дверных ручках в общественных местах остаётся пот их
похоти. Они питаются гибелью детей, обращая их в себе подобных. На генетическом
уровне. Юные новообращённые самцы и самки гоминидов отличаются особенной,
дьявольской привлекательностью, они вульгарны и порочны. Они чудовищно
сексуальны. Ты знаешь, что все зло от похоти. Первые люди, совершив
грехопадение, добровольно уподобились зверям. Это был их выбор. Совокупление,
похоть они предпочли райскому блаженству. Они покинули мир света ради вечной
ночи. И звери обрели власть над ними. Совокупляясь, люди становятся гоминидами.
Ты — разведчик, ты — агент света в мире тьмы, ты — посланник чистоты в мире
грязи, ты — Странник, твой дом далеко отсюда.
