Дима выключил радио, вылез из машины. Перед ним было мрачное
старинное здание института. Ничего не изменилось. Немытые окна, толстые закопчённые
стены из тёмно-красного кирпича. Только дверь поставили железную, с кодовым
замком, сменили забор, теперь никаких дырок нет. У ворот посадили сонного
охранника. Вряд ли забегут сюда дети из соседней школы. Ну и хорошо, и
правильно. Им, нынешним, и так хватает кошмаров.
Женя Качалова лежала на том самом столе у окна. Андрей
Короб, судебный медик, сидел рядом и ел гамбургер из «Макдоналдса». Рот его был
в кетчупе.
Нельзя называть труп по имени. Дима столько раз одёргивал
себя, и вот опять. Женя Качалова. Ребёнок. На два года младше его сына. Хотела
стать моделью. Питалась яблоками и орешками. Снялась в клипе. Прятала деньги в
игрушках. Слушала песни какого-то Вазелина.
— Беременность, семнадцать недель. Мальчик, — сообщил Короб
с набитым ртом.
— У кого? — спросил Соловьёв.
— Ну не у меня же!
— Погоди, она совсем ребёнок.
Короб доел свой гамбургер, допил колу, вытер губы и закурил.
— Да, что-то вроде матрёшки. Ребёнок. Девочка. А внутри ещё
один ребёнок. Крошечный мальчик. Кстати, вполне здоровый эмбрион, несмотря на
юный возраст несостоявшейся мамочки. Слушай, Дима, правда, что она дочь певца
Качалова?
— Правда. Но они не живут вместе. У Качалова шесть детей от
разных жён.
Короб хмыкнул, покачал головой.
— Силён мужик. Теперь уже не шесть, а пять. Одним ртом
меньше.
— Это ты к чему? — слегка удивился Соловьёв.
— Так… гнусные мысли вслух. Ладно, вернёмся к нашей бедной
малютке. Масло на коже и на волосах. Смотри, что я хотел тебе показать. — Он
натянул перчатки, подошёл к столу, провёл рукой по волосам девочки. — По-моему,
тут ножницами отхватили прядь. Срезали косичку, видишь?
— Вижу, — кивнул Соловьёв.
— И ещё, здоровая гематома на затылке. То есть он оглушил её
ударом тяжёлого тупого предмета по голове. Камнем, что ли? Возможно, не ударил,
а бросил. И попал.
— Бросил сзади, в затылок, — пробормотал Соловьёв, — она
пыталась убежать, но уже было поздно. Наверное, она и крикнуть успела. Но никто
не услышал. У него заранее был заготовлен камень? Или он подобрал по дороге?
— Не факт, что именно камень, — покачал головой Короб, —
повреждение возникло от действия предмета с ограниченной гладкой ударяющей
поверхностью. То есть это точно была не доска. И не кирпич. От кирпича
обязательно остаётся пыль в волосах и на коже. Молоток, гирька какая-нибудь.
Ничего подходящего на месте преступления так и не нашли?
— Нет. Вроде бы нет. Подобрали несколько булыжников среднего
размера, сразу же исследовали в лаборатории, но они чистые.
— Может, он прихватил с собой какую-то ритуальную дрянь?
Статуэтку божка, например? У тех троих, помнишь, тоже имелись гематомы на
затылке. Почерк похож, а? Ударил, задушил, раздел, облил маслом, но не
изнасиловал. И пряди у тех троих тоже были срезаны. А из вещей ничего не
пропало. При трупах нашли полный комплект одежды, включая нижнее бельё.
— На этот раз пропала золотая цепочка с сапфировым кулоном.
Отец ей подарил на день рождения. — Соловьёв тяжело вздохнул и отвернулся.
— А, кстати! — Короб поднял вверх указательный палец и
сморщил лоб. — У тех троих детишек тоже никаких украшений не оказалось. Но я
уверен, они что-то носили. У девочек уши были проколоты, и в пупках дырки.
— Женя Качалова могла потерять свой медальон ещё до встречи
с убийцей, — медленно произнёс Соловьёв, продолжая глядеть в одну точку.
— Ничего она не теряла. Он снял.
— Почему серёжки в ушах оставил? Они ведь золотые.
— Они без камней.
— При чём здесь камни? — Соловьёв наконец посмотрел на
Короба и увидел, какое у того стало странное, печально задумчивое лицо.
— А хрен его знает, — пробормотал Короб после долгой паузы
и, как будто опомнившись, выбил сигарету из пачки, ловко поймал ртом, щёлкнул
зажигалкой.
— Часики дорогущие, «Картье», не тронул, — сказал Соловьёв и
тоже достал сигарету.
— На фига ему часики? — Короб дал Соловьёву прикурить. — Он
не грабит детей, он их даже не трахает. Просто раздевает, бьёт по голове и
душит руками. Не грабитель он, понимаешь? Не насильник. Миссионер. Миссия у
него. Права твоя Филиппова.
Последние слова Короб проворчал себе под нос, совсем тихо.
Соловьёв ничего на это не ответил. Несколько секунд оба молча курили, не глядя
друг на друга. Наконец Короб произнёс:
— Дима, ведь это опять он.
— Кто?
— Молох. Ну что ты на меня так смотришь?
Серийному убийце, который убивал детей полтора года назад,
дали кличку Молох, с лёгкой руки Ольги Юрьевны Филипповой. Её версию никто не
принял всерьёз. А кличка прижилась.
Оля обнаружила в паутине порнографа, который работал под
псевдонимом Марк Молох, и уверяла, что он как-то связан с убийствами. Конечно,
порнографа попытались вычислить, но сайт был зарегистрирован за границей.
Вступили в диалог в чате, договорились о встрече. Оперативник сыграл роль
покупателя детского порно, продавец не появился. Потом ещё какое-то время им
занимался специальный отдел по борьбе с преступлениями в сфере высоких
технологий, но безуспешно.
Молох до сих пор торгует своей продукцией, вместе с тысячами
таких же ублюдков, производителей детского порно. Россия, между прочим,
занимает по количеству порносайтов второе место в мире после США.
Видеопродукцией и живыми детьми пользуются педофилы из Англии, Франции, Италии.
Специально к нам приезжают даже из Штатов, хотя они на первом месте. Но у нас
это дешевле и безопасней.
— Твоя Филиппова говорила о детском порно, помнишь? Так вот,
здесь есть ещё одна деталь. У этой девочки, как у тех, предыдущих, полностью
выбрит лобок. Вполне возможно, это действительно дети из порно индустрии. Ты
звонил ей?
— Кому?
— Ольге Юрьевне. Я бы позвонил на твоём месте.
— Зачем? Она больше не занимается этим.
— Жаль. Психиатры такие нудные, а она фантазёрка. С ней было
интересно.
* * *
Марк потихоньку достал из тумбочки чужой яблочный сок,
отодрал зубами уголок пакета и выпил. За завтраком он ни к чему не притронулся.
Сидел и смотрел, как жрут психи. Потом вернулся в палату, улёгся на свою койку,
вжался лицом в подушку, с тоской вспоминая свиные рёбрышки, салат из рукколы,
крем-карамель. Как же вкусно он ужинал в тихом ресторане «Парус». Как чудесно
он ел! Даже присутствие наглой парочки наблюдателей не испортило ему аппетит.