Тут же перед глазами у него прокрутился почти готовый сюжет
короткометражного фильма. Он представил, как классно можно снять порноролик на
тему психушки, и самодовольно усмехнулся. Ему нравилось чувствовать себя
профессионалом.
Мысленно смонтировав ролик, подобрав музыку, он немного
пофантазировал на тему шантажа. Соблазнить строгую докторшу, трахнуть её прямо
в кабинете при скрытой камере и потом увидеть выражение её лица, когда она
узнает, что кассета будет показана её коллегам, мужу, детям и даже её больным.
Впрочем, что с неё возьмёшь? Получает мало, и муж вряд ли олигарх.
Марк рассмеялся про себя, но как-то вяло, без энтузиазма.
Какой уж тут энтузиазм, когда загнали на свалку, в гущу человеческих отходов?
Хотя, конечно, это он сам себя загнал. Спрятался. И, надо сказать, придумал
весьма оригинальный способ.
— Эй, малахольный, ты чего завтракать не идёшь?
Визгливый бабий голос прозвучал у самого уха. Марк опять
лёг, отвернулся к стене. Нянька трясла его за плечо. Он решил не отвечать. Псих
он или нет, в самом деле? Псих имеет полное моральное право молчать и говорить,
когда ему хочется, а не когда от него этого ждут.
* * *
Дима Соловьёв ненавидел секционный зал и каждый раз,
отправляясь к судебным медикам, с трудом преодолевал желание выпить. Выпивал он
обязательно, однако не до, а после. За упокой чьей-нибудь души. Плоская
маленькая фляга с коньяком лежала во внутреннем кармане куртки.
В старом здании медицинского института морг был старый,
столы не цинковые, а мраморные. Школа, в которой учился Дима, находилась в
соседнем переулке. В пятом классе единственный второгодник, легенда и беда
школы Петька Чувилин потащил после уроков самую красивую и тихую девочку в
классе Олю Луганскую за руку по проходнякам, таинственно повторяя: «Чего
покажу, чего покажу!» Дима, конечно, побежал следом. Оля нравилась Чувилину, но
Диме она нравилась ещё больше. С первого класса.
Был май, очень жаркий. Здоровяк Петька взмок и шумно пыхтел.
Ранцы хлопали по спинам. Солнце слепило. Они пролезли через дыру в заборе и
оказались в незнакомом асфальтовом дворе. Перед ними высилось мрачное старинное
здание из тёмно-красного кирпича.
«А теперь закройте глаза!» — сказал Петька. Взял их обоих за
руки и повёл дальше вслепую.
Сначала они услышали песню в исполнении Кристалинской «На
тебе сошёлся клином белый свет». Потом смех и весёлые голоса. Петька остановил
их и завопил: «Сюрприз!»
Они не сразу поняли, в чём дело. Они стояли у широкого
полуподвального окна. Окно было раскрыто настежь. Внутри огромный зал,
кафельные стены, в глубине стеклянные шкафы с большими склянками, заполненными
жидкостью, и там, в этой жидкости, плавало нечто непонятное, но кошмарное.
Прямо под окном стол. На столе — голый человеке распоротым животом. У его ног
два парня в зелёных халатах ели бублики с маком и запивали молоком из
треугольного пакета. Рядом девушка, тоже в зелёном халате, красила ногти
вишнёвым лаком и подпевала Кристалинской: «Я могла бы, только гордость не
даёт». Жёлтая «Спидола» стояла на широком мраморном подоконнике. Петька держал
Диму и Олю за затылки своими огромными ручищами и ржал.
— Ну что, ребятки, охота посмотреть? Заходите, не бойтесь! —
крикнул им один из парней.
Они одновременно вывернулись из-под Петькиных лап и рванули
прочь, не разбирая пути. Сами не зная как, отыскали дырку в заборе. Оля упала,
разбила коленку. Дима нашёл для неё лист подорожника и вымыл его газировкой из
автомата.
Трупы на столах долго ему снились. Кроме мужчины, там была
женщина, очень толстая. Из её ног торчали какие-то провода. Иглы были воткнуты
прямо в кожу. Оля потом рассказала, что вообще не могла спать, хотя должна была
реагировать спокойней. У неё мама врач, сама она собиралась стать врачом, и
значит, ей придётся работать в анатомичке, резать трупы, как тем ребятам в
зелёных халатах.
* * *
Въезжая на стоянку перед зданием института, следователь
Соловьёв в сотый раз, наверное, вспомнил ту историю. Прошло больше четверти
века, столько всего страшного пришлось видеть ему, а все мерещатся детские
кошмары.
В машине, на волне «Радио ретро», пела Кристалинская:
«Сколько зим, ты тихо скажешь, сколько лет…»
Петька Чувилин уехал в Америку. Говорят, преуспевает,
владеет несколькими ресторанами в Майами. Оля Луганская стала Филипповой Ольгой
Юрьевной, врачом-психиатром, доктором медицинских наук. У неё двое детей,
Андрюша и Катя, замечательный муж Александр Осипович, историк. А что касается
Димы, то у него вообще все отлично. Старший следователь по особо важным делам,
Соловьёв Дмитрий Владимирович. Дважды разведён. Сын Костик семнадцати лет, в
этом году оканчивает школу, собирается поступать в университет на юрфак. Живёт
с мамой и отчимом. К отцу приезжает на выходные и на каникулы. Что ещё? Есть
близкая подруга, Любовь Петровна. Любочка. Эксперт-графолог. Красивая, умная.
Двадцать восемь лет. Отлично готовит. Роман тянется уже четвёртый год, пора бы
узаконить отношения.
— Женись, — сказала Оля, когда они виделись в последний раз.
Сидели в кафе на Неглинной, пили её любимый «Токай». — Женись на Любочке. Она
такая славная.
«И ты мне ещё даёшь советы? А знаешь ли ты, что вся моя
жизнь пошла кувырком из-за тебя?»
Он, конечно, не сказал этого вслух. Зачем?
«Я могла бы побежать за поворот».
Сейчас опять вошли в моду песенки шестидесятых, простые и
чистые. Не то что нынешний шальной коммерческий ширпотреб, мёртвая «фанера», ни
мелодий, ни текстов, ни лиц человеческих.
— Димка, да ведь это старость, — сказала Оля в ту их
последнюю встречу.
Он поделился с ней, что время стало нестись в никуда, с
дикой скоростью, что, кроме работы, уже ничего не интересно и трогает только
все прошлое — песни, фильмы, книги. А настоящее раздражает и кажется чужим,
холодным.
— Не застревай в прошлом, — посоветовала Оля, — ещё немного,
и ты станешь старым нудным брюзгой.
— Уже стал. Смотри, я седой совершенно.
— Тебе идёт. И вообще, прекрати говорить о старости. Мы с
тобой ровесники, между прочим.
— Ты совсем не выглядишь на свой возраст, Оленька.
— Ага. Я моложавая старушка. Ладно, Димка. Хватит ныть. Вон,
Гущенко Кириллу Петровичу под шестьдесят, а смотри, какой мощный интеллект,
сколько энергии.
— Да уж, прямо генератор. Батарейки продолжают работать,
работать, работать…
Оля посмотрела на него грустно и ласково. Они чокнулись,
допили «Токай».
* * *
«На тебе сошёлся клином белый свет».
