— Подожди, Катя, разве мама ещё не пришла? Я пять минут
назад высадил её у арки.
— Нет. Её нет.
Дима с телефоном в руке выскочил из машины, помчался назад
по переулку. Когда вбежал в арку, чуть не сшиб маленького мальчика.
— Дядя, стой! Там тётю утасили, — закричал мальчик и потянул
Диму за рукав во двор.
Совсем маленький ребёнок, года три-четыре, такой оборванный
и грязный, что даже в темноте видно.
«Бомжонок, наверное, тот, о котором рассказывала Оля.
Кажется, его зовут Петюня, он живёт в этом жутком логове», — подумал Соловьёв.
Мальчик был сильно возбуждён, испуган, говорил картаво,
непонятно и дёргал Диму за рукав.
— Дядька здоловый, как выскотиль, как даст тёте по га-ваве!
Туда, смотли, туда потасил!
— Куда — туда? Там стена, там нет прохода.
— Есть, плоход! Посли, показу!
Дима пулей пролетел по узкому туннелю и оказался в соседнем
переулке. Сквозь потоки дождя он увидел красные задние огни машины, побежал за
ней так быстро, как никогда в жизни не бегал. Прежде чем автомобиль скрылся,
Дима успел заметить, что он тёмный, чёрный или тёмно-синий. Но ни марки, ни
номера не разглядел.
Глава тридцать четвёртая
Жалобный стон, жуткое сдавленное мычание заставило Олю
открыть глаза. Она не сразу поняла, что это она сама стонет. Перед глазами
плавали светящиеся мухи. Тупо ныл затылок.
Первое, что она сумела разглядеть, была ёлочка, болтавшаяся
перед ветровым стеклом. Такие штуки вешают в машину, чтобы хорошо пахло. Но в
салоне все равно воняло нестерпимо. Запах шёл снизу. Оля попыталась опустить
голову, затылок и шею пронзила боль. Рот был заклеен куском пластыря. Руки
связаны тонким крепким шнуром, крест-накрест. В полумраке салона ей удалось
разглядеть свои ноги. Белые сапоги были заляпаны грязью.
«Он тащил меня через проход между домами. Его обувь тоже в
дерьме и помоях. Вот почему так воняет. Я в машине, на заднем сиденье. За рулём
неизвестный человек. Я вижу только его силуэт. Когда я вышла из арки, он
подошёл сзади, ударил меня по затылку, накинул мешок на голову. Заклеил рот,
связал руки. Потом он вколол мне какой-то наркотик. Поэтому мне так плохо.
Сколько же времени я была в отключке? Как далеко мы уехали?»
Руки были связаны спереди. Она попробовала поднять их, снять
пластырь, но пальцы не слушались. Они онемели, как и все тело.
За окном мелькали редкие огни. Незнакомый промышленный
район. Пусто, тихо. С того момента, как она очнулась, мимо не проехало ни одной
машины. Уже не центр, но ещё не окраина. Бетонные глухие заборы, трубы, гаражи,
унылые громады каких-то фабрик, подстанций, складов.
Оля замычала, нарочно громко, чтобы обратить на себя
внимание водителя. Зеркало заднего обзора не отражало его лица.
— Потерпи, не плачь, — произнёс голос, как будто из глубины
колодца, глухой, хриплый и совершенно незнакомый.
Оля ответила мычанием.
— Ты скоро будешь свободен, я помогу тебе.
«В обычной жизни у него должен быть совсем другой голос. С
кем он говорит? Конечно, не со мной. Он не заклеивал рты предыдущим жертвам, не
связывал руки. Но они садились к нему в машину добровольно и кричали только в
последнюю минуту, когда это уже не имело значения. Его жертвы — дети и
подростки. Я взрослая женщина. Я подошла к разгадке слишком близко, и он счёл
необходимым убить меня. Тогда почему он не сделал этого сразу?»
Машина переехала железную дорогу-одноколейку, свернула в
тёмный тупик и остановилась. Человек за рулём вылез, открыл заднюю дверцу,
сильно дёрнул Олю за связанные руки, вытащил из машины. Он действовал ловко и
быстро. Он владел какими-то особыми приёмами и навыками. На нём была чёрная
куртка, он успел накинуть капюшон. Дождь все лил. Она попыталась дёрнуться,
вывернуться, но не смогла. Тело все ещё не слушалось, перед глазами стоял
туман, тошнило, но голова работала ясно.
Под тёмным капюшоном не было видно его лица. Руки, которые
тащили её за подмышки, казались железными. Он больше походил на робота, чем на
человека. Дима сказал, что Женя Качалова в своём дневнике называла Молоха
киборгом и биороботом. Конечно, он не человек. Оно. Нечто.
Оля слышала, как оно дышит, слегка посапывает. Чувствовала
его запах. От него пахло зубной пастой, травяным мылом, кремом после бритья и
дерьмом, которое прилипло к его ботинкам.
«Что же такое он мне вколол? Существует более трёх тысяч
снотворных и наркотических препаратов самого разного действия. Он в них отлично
разбирается. Наверное, даже учёл мой маленький вес, низкое давление и рассчитал
время. Он меняет автомобиль, значит, заранее допускал возможную погоню?
Проверку на трассах? Да, на этот раз он особенно серьёзно подстраховался».
Молох усадил её на заднее сиденье. Захлопнул дверцу. Сел за
руль, включил двигатель.
«Тонированные стёкла, — отметила про себя Оля, — салон меньше.
Первая машина была более дорогой и новой. Эта старая, тесная. Судя по тому, как
крепко он связал меня, действие наркотика скоро прекратится».
Её немного пугало собственное спокойствие. Как будто всё
происходило не с ней, как будто она смотрела кино. Наверное, включились
механизмы подсознательной защиты. Или это тоже было действие наркотика?
Они свернули и выехали на оживлённую трасу. Мимо неслись
машины. В них сидели люди, совсем близко. Впереди вспыхнул красный огонёк
светофора. Существо за рулём притормозило и остановилось. Оле хотелось биться
головой о стекло и орать. Она ясно видела профиль пожилого полного мужчины за
рулём соседней машины. Он курил и смотрел перед собой. Но даже если бы он
повернулся, вряд ли разглядел бы её сквозь тонированное стекло. Ей удалось
сдвинуться ближе и боком, виском стукнуть по стеклу. Удар получился слабый,
голова закружилась. Загорелся зелёный. Машины двинулись.
Оля громко замычала. По щекам медленно, щекотно потекли
слёзы.
— Оборотень, апостол вечной ночи, скоро умрёт, — произнёс
глухой голос, — ты вылетишь из своей страшной темницы, ты расправишь крылья и
поднимешься в небо.
«Я могу сколько угодно стонать и мычать. Ему это всё равно.
Он в капсуле своего бреда. Даже если он снимет пластырь с моего рта, я не сумею
пробить эту капсулу. Там, внутри, все логично, чётко, незыблемо. Сверхценные
идеи паранойального психопата коррекции не поддаются».
И вдруг заиграла музыка. Спокойные, нежные аккорды
фортепьяно.
— Ференц Лист. «Утешение», — сказал киборг.
То ли кончалось действие наркотика, то ли музыка так
подействовала, но Олю затрясло. Отрешённое спокойствие сменилось паникой. Она
почувствовала, как бьётся сердце, движется кровь, лёгкие наполняются воздухом.
Она попыталась пошевелить пальцами. Медленно, тяжело поднялись к лицу связанные
руки. После третьей попытки ей удалось подцепить ногтем пластырь и оторвать
немного с краю, возле уха.
