Совсем близко промчался мотоциклист в чёрном блестящем
шлеме. Мотор без глушителя дико, страшно ревел. Это был знак угрозы, как будто
скалилась и рычала свора огромных собак. Боевой клич вечной ночи. Тьма знала,
что Странник решился уничтожить одного из её апостолов, женщину-оборотня.
Он остановил машину в параллельном переулке, прямо напротив
туннеля-ловушки. Там, внутри, было мокро и мерзко. Но Странника не пугали
трудности. Дождь, грязь под ногами, вонь. Разведчик обязан быть терпеливым.
Часами ждать в засаде и напасть мгновенно. От этого зависит успех операции. А
от успеха операции зависит жизнь Странника.
Переулок был пуст. Никто не заметил, как статный мужчина в
лёгкой непромокаемой куртке с капюшоном нырнул в узкий проход между стенами
домов.
Двор оттуда отлично просматривался. Горел фонарь над
подъездом. Очки ночного видения Странник оставил в машине. Они пригодятся
потом, позже.
Лес за кольцевой дорогой. Ночь. Масло. Мощный поток
биоплазмида. Священный ритуал. Вот что нужно. Это окончательно запутает
следствие. Это станет очередным витком его судьбы.
В кармане куртки лежал чёрный капроновый мешок и шприц,
наполненный нореталом, психотропным препаратом нового поколения. Он вызывает
недолгий, очень глубокий сон. После пробуждения реакции несколько замедленны,
вялость, лёгкая дурнота, но сознание остаётся ясным.
В руке он сжимал фигурку обезьяны, сделанную из дымчатого
сердолика. Его талисман и оружие.
* * *
— А слабо сейчас поехать ко мне? — спросил Дима, когда они
сели в его машину.
Он знал, что услышит в ответ, но все равно спросил, причём с
такой залихватской улыбочкой, что самому стало противно.
— У меня нет зубной щётки, — произнесла она все тем же
замороженным голосом.
— Можно заехать в супермаркет и купить. Ладно, прости, я больше
не буду. Скажи, что с тобой? Что ты там увидела?
— То же, что и ты.
— Нет. Не морочь мне голову. Ты попросила остановить кадр, и
тебя как будто обухом огрели. Кому угодно можешь врать, мужу, детям, маме с
папой. Только не мне.
— Не мучай меня, пожалуйста. Это была просто галлюцинация. Я
устала, у меня глаза слипаются. К тому же я сначала должна кое-что проверить,
уточнить. Да нет, это бред полный!
— Что именно?
— Ничего. Димка, отстань, будь так любезен.
— Не отстану.
— Ну ты упрямый. — Она чмокнула его в щеку. — Я скажу тебе
завтра. После того, как ты сходишь на ковёр к этому жирному заместителю. Что ты
замер? Уже давно зелёный.
— Жду, когда ты ещё раз меня поцелуешь. Ехать осталось
десять минут. Но если я сейчас сверну направо, через полчаса мы будем у меня.
— Нет. Ты не свернёшь. Ты поедешь прямо.
— И я потом ещё двадцать лет тебя не увижу?
— Ну, во-первых, мы не виделись всего полтора года, а
во-вторых, если мы продолжим целоваться, то это вполне вероятно. Димка,
перестань, мы завтра вечером поужинаем вместе. Не будем говорить о Молохе, о
Гроше, устроим себе маленький ностальгический праздник.
— У меня?
— Этого не обещаю. Дай мне время. Я так не могу. Мы
поужинаем в кафе.
— У тебя было достаточно времени. Двадцать лет.
Он затормозил возле арки, которая вела во двор. Оля открыла
дверцу. Он перегнулся через её колени и закрыл.
— Димка, тебе завтра рано вставать. И мне тоже.
— Ладно. Я провожу тебя до подъезда. Там дождь, а у тебя нет
зонтика.
— У тебя есть?
— Нет.
— Тогда какой смысл? Ну все, все, отпусти меня. Я больше не
исчезну, честное слово!
Она выскочила из машины и побежала. Арка была ярко освещена,
сразу за ней маленький двор, он казался тёмным и мрачным. Старые дома обступали
его четырёх сторон.
* * *
«Я, конечно, ошиблась. Это галлюцинация, случайное
мгновенное сходство, не более. Даже думать об этом не хочется. У меня в голове
помутилось, бывают такие дни, которые переворачивают жизнь. Может быть, мы с
Димкой придумали эту свою безумную любовь, а на самом деле есть просто тоска по
юности? Мы создали фантастический мир, другую жизнь, которая не состоялась.
Именно потому она и кажется такой счастливой, что её не было. Димка всякий раз,
когда ссорился со своими прошлыми жёнами, думал: „А вот Оля…“ Я тоже, когда
возникали проблемы с Саней, воображала, что с Димой было бы иначе, лучше. Это все
иллюзия, она растает, как только наступит утро. Вечный закон следующего утра.
Без Димки я не могу жить, но если уйду от Сани или начну врать, изменять ему
по-тихому, буду чувствовать себя предательницей. И дети меня не простят».
Все это мгновенным вихрем пронеслось у неё в голове. Она
выбежала из арки. Дождь хлынул в лицо. Справа был бомжовский дом. Дверь
открыта. Оле почудилось, что там кто-то есть, кто-то смотрит на неё из темноты.
Она услышала то ли шорох, то ли вздох, и как будто кошка мяукнула.
До подъезда осталось несколько шагов. Боковым зрением Оля
заметила, как в глубине двора от стены отделилась тень. Тёмная фигура
передвигалась странными скачками. Там был проем между домами, шириной меньше
метра. Единственный выход из тупика. Оттуда постоянно воняло. Обитатели
бомжовского дома пользовались этим туннелем, как сортиром и помойкой.
«Пьяный бомж», — подумала Оля.
Удар в затылок был таким внезапным, что она не успела
крикнуть. На голову ей надели чёрный мешок и быстро стянули шнур на шее, так туго,
что она не могла дышать. Сквозь тонкую плотную ткань твёрдая мужская ладонь
зажала ей рот и нос.
Всё произошло мгновенно. Оля потеряла сознание и уже не
чувствовала, как её тащили, как бросили в машину, сняли с головы мешок, связали
руки, задрали юбку и вонзили иглу в бедро, сквозь колготки.
* * *
Выезжая из переулка, Соловьёв услышал отчётливый детский
голос:
— Мама, возьми трубку! Сейчас же возьми трубку!
Он резко затормозил.
На полу, под передним пассажирским сидением, валялась Олина
сумка. Дима вытащил телефон. На экране высветилось слово: Катя.
— Алле, кто это? Где мама? — спросил тот же детский голос,
что был записан вместо звонка.
— Катюша, это Дима Соловьёв. Мама забыла свою сумку у меня в
машине.
— Сумку? Да, это на неё похоже. А что там случилось у неё в
больнице? Кого убили?
