Очередной разрыв на насыпи блиндажа. Еще одно такое попадание – и ее практически сроет. Все же ошибка устраивать НП на бывшей батарее: японцам и невдомек, что сейчас на этих высотах нет ни одной пушки. Вся артиллерия вывезена отсюда темными ночами, а на смену ей встали муляжи. Ноги задуматься бы, отчего это русские орудия не стреляют, да куда там – продолжает сыпать снарядами, а эти чертовы разрывы закрывают весь обзор. Опять же есть вероятность, что в амбразуры влетят осколки. Так, дурные мысли в сторону.
Русская артиллерия из-за холмов тоже ведет обстрел, но их работы не видно. Не сказать, что это вселяет бодрость духа в солдат, сейчас находящихся в дальних от переднего края траншеях, а вернее, в блиндажах, неподалеку от которых расположились наблюдатели. Александр Викторович прямо-таки представлял, как кто-то из солдат, пригибаясь от очередного близкого разрыва, вопрошает наблюдателя:
– Ну чего там, Степан?
– Садит японец, не видишь, что ли.
– А наши?
– А не видать, чтобы наши стреляли, ни одного разрыва.
Что-то подобное обязательно должно было происходить, и это никак не могло укрепить бодрости духа. Пусть стрельба абсолютно безрезультатная, пусть там нет ни одного солдата противника, но вид того, что не только на них падают неприятельские снаряды, но и наши рвутся на позициях противника, все же греет душу. Нет, русская артиллерия не отмалчивается, и если прислушаться, то можно уловить отдаленную канонаду, вот только бьют они сейчас все по батареям противника, скрытым от глаз за возвышенностями и перелесками, а потому и их работа остается незамеченной.
Несомненно, у японцев в данный момент есть потери в артиллерии и какие-то батареи приведены к молчанию. Иначе и быть не может, так как русская артиллерия бьет при помощи корректировщиков, расположившихся на аэростатах. Один, как и в прошлый раз, запустили морячки, только теперь Фок не стал терпеть анархии и их действия координируются с сухопутным командованием. Мало того – они находятся в прямом его подчинении. Второй передали из Артура, он еще в первый день войны был доставлен в крепость транспортом «Маньчжурия». А вот у японцев, похоже, с этим проблемы. Завис было шарик, да, видно, оказия какая приключилась. Ни с того ни с сего шар расцвел огненным цветком, и горящие останки рухнули низ. Ну да оно и к лучшему.
В Артур уже ушло сообщение, что на рассвете тринадцатого июня японцы начали артподготовку. Быстро все же обернулись самураи. Понятно, что торопятся, – ведь если русские успеют подлатать свои корабли, то все может и измениться. Но все одно очень быстро, да еще и собрать такое количество войск. В том, что данные о количестве противника верные, Фок не сомневался. Как-то там Кондратенко сумел наладить получение разведданных, и в их подлинности до сих пор сомнений не возникало, так что если сказано, что сосредоточено порядка шестидесяти тысяч, то так, скорее всего, и есть. Тем более что сообщение о начале наступления подтвердилось полностью, вплоть до часа, а судя по канонаде и плотности обстрела, и в этом ошибки нет.
Ким засел на вершине покрытого гаоляном холма, всматриваясь в скопление копошащихся, как муравьи, японских солдат. Ну не ложиться же в самом-то деле – гаолян здесь высотой в пояс, так что лежа ничего не увидишь.
Он безвылазно находился на оккупированной территории уже неделю. А чего кататься каждый раз на русскую территорию? Оно и небезопасно, и маятно, а так очень даже удобно. Ходить приходилось много, но это все одно не по проливу на джонке кататься. Как только стало ясно, что русские, вполне возможно, удержатся на своих позициях, Семен приказал передислоцировать радиостанцию. Место нашлось довольно скоро – в скалах на побережье, а если точнее, то на одной из скал, расположенных в кабельтове от берега. Нашлась там пещерка, где и установили громоздкую аппаратуру. Теперь телеграфист и его помощник безвылазно сидели на той скале, сатанея от скуки и стесненности пространства. Из развлечений были только ежедневные выходы на связь с Артуром, шахматы да книги. Зато там их никто искать не станет. Были сложности с подходами для самого Кима и его команды: в полную воду только на лодке, во время отлива – по пояс в воде, но лучше уж так.
Похоже, все подготовительные работы уже подходят к концу, вдали уже загрохотали орудия. Но сейчас они обрабатывают в основном передний край. Грохот стоит такой, что даже здесь отдается звоном в ушах, тем более что и ветер, хотя и легкий, дует со стороны Цзиньчжоуского перешейка. Японское командование сделало правильный вывод из опыта русских, поэтому сюда были доставлены аэростаты. Вот только с выявлением русских батарей у них не ладилось, это было установлено доподлинно. Применение маскировочных сетей, столь хорошо проявивших себя на бронепоездах, позволило весьма успешно маскировать батареи от наблюдателей, расположившихся далеко от передовой. Это тоже опыт русских, позаимствованный японцами, помнившими, как они в бессильной злобе наблюдали за корректировщиками противника, расположившимися вне досягаемости их орудий.
С началом обстрела должны были заговорить и русские орудия – их целями предстояло стать в первую очередь батареям японской армии. Пехоту можно бить и стрелковым оружием, а подавление артиллерии противника требовало отдельного подхода, потому как орудий у самураев скопилось ни много ни мало двести тридцать стволов. Вот и должны были воздухоплаватели засекать русские батареи и корректировать огонь своих батарей.
И чего они копошатся? Ведь должны были еще с началом обстрела подняться в воздух. Видно, что-то не клеится. А может, ну его, стрельнуть прямо сейчас? Рядом лежала винтовка с прилаженным оптическим прицелом. Понятно, что Ким – это не якут Ваня, но и промазать в шарик диаметром в шесть метров нужно очень постараться. Почему стрелять нужно в шар? А куда еще, не в пилотов же. Винтовка Кима была заряжена не простыми патронами, а какими-то новыми, их на патронной фабрике всего-то сделали два десятка. Патрон как патрон, вот только пуля не простая, а трассирующая, как ее назвал Гаврилов, передавая эти заряды разведчику-диверсанту. Влетит такая вовнутрь оболочки, заполненной водородом, – и нет шарика.
Выстрелить немедленно желание было большое, но командир сказал, что лучше это сделать, когда шар поднимется в воздух и будет на виду у всех. Русским это добавит уверенности, японцам – наоборот. Главное – постараться это проделать так, чтобы никто не понял, что именно произошло. Ну да такая канонада гремит, что, скорее всего, выстрела не заметят. Понятно, что у японцев есть не один шар. Сгорит этот – начнут снаряжать другой, но это все требовало времени, и самое главное – большого количества газа, так что за сутки точно не управятся. Пусть думают что хотят по поводу пожара.
Наконец шар плавно начал подниматься, унося в заоблачные дали пилота и корректировщика. Ну, в заоблачные – это только фигурально. Нет сейчас облаков, чистое голубое небо, только в море еще держится рваными полосами туман, но и он вскорости истает: вот пригреет солнышко – и тумана как не бывало.
Пора. Ким ложится на спину, берет винтовку и прикладывается к прицелу… Шар скакнул навстречу, сразу увеличившись в размерах. Затаил дыхание, потянул спуск. Винтовка лягнулась, толкнув в плечо, упирающееся сейчас в землю. Все, теперь не шевелиться. Да и куда шевелиться, когда взгляд буквально прикован к завораживающей и страшной картине!
