Бензопила, которая некоторое время гудела вдали, снова
смолкла. Пес, гагара и даже ветер тоже внезапно утихли, и тишина казалась
глухой и плотной, как слой пыли на мебели в давно опустевшем доме. Даже
отдаленные звуки машин не доносились из пустого, безлюдного мира. И голос,
который теперь зазвучал, принадлежал ей самой.
«Господи, – сказал голос, – о Господи! Я тут одна. Совсем
одна!»
Глава 3
Джесси зажмурила глаза. Шесть лет тому назад она несколько
недель консультировалась в клинике по поводу зачатия и не говорила об этом
Джералду, потому что не ожидала от него ничего, кроме саркастических замечаний.
Она сказала, что у нее стресс, а Нора Каллигэн, психотерапевт, научила ее
простым приемам снятия стресса.
«Большинство людей полагает, что счет по Дональду Даку
сдерживает темперамент, – говорила Нора, – однако на самом деле такой счет
позволяет восстановить эмоциональное равновесие.., да и вообще у человека,
который не занимается этим хоть раз в день, возможны очень серьезные
психические проблемы».
Этот голос тоже был ясным и отчетливым, ясным настолько, что
на лице Джесси появилась слабая улыбка.
Она любила Нору. Она ее очень любила.
А тогда она осознавала это? Джесси ощутила смущение, потому
что вдруг поняла, что не может утверждать это л даже не может вспомнить, почему
она постепенно перестала посещать Нору.
Предлогом были дела – эти приюты на Корт-стрит и новые
библиотечные фонды, – которые свалились на нее разом. Вся эта текучка, которая
создает впечатление полноты жизни, хотя на самом деле это все равно, что толочь
воду в ступе. И лечение лучше вовремя бросить. Если этого не сделаешь, то тебя
будут лечить до тех пор, пока ты со своим терапевтом не окажешься на общем
небесном собрании…
«Ничего, ничего, начинай счет. Как она тебя учила».
А почему бы и нет?
Один – ступня, маленькие пальчики сели в ряд, как зайчики?
Нет, восемь из них на ее ступнях странно поджались, а
большие пальцы сиротливо торчали. Два – ножки мои дивные, стройные и длинные?
Ну, не столь уж длинные для ее роста 5 футов 7 дюймов. Талия удлиненная –
Джералд утверждал, что это ее самое красивое достояние. Иногда он умел говорить
приятное и не замечать недостатков. Он каким-то образом игнорировал ее
узловатые коленки и широкие бедра. Три – это киска. Ничего особенного. Она чуть
приподняла голову, пытаясь посмотреть на упомянутую часть тела. Но ей и незачем
было рассматривать то, с чем она уже сосуществовала так долго. Ниже живота
находился треугольник светлых волос, закрывавший щель, внешне напоминавшую
плохо залеченный шрам. Этот орган не слишком-то, по мнению Джесси, подходил для
мифологии, однако в коллективном мужском сознании, безусловно, обладал
мифическим статусом – Райские Врата, – да, это есть и у всех животных, не
правда ли?
«Господи, какая чушь», – подумала она, слабо улыбнулась и
закрыла глаза.
Не совсем чушь. Этот кусочек плоти является объектом страсти
каждого мужика – во всяком случае, кроме голубых, – однако столь же часто и
объектом их необъяснимой злобы и страха. Женщина не обращает внимания на эту
idee fixe в их шутках, но она всегда из них прет, как кровь из свежей раны.
«Хватит, Джесси, – приказала Хорошая Жена Бюлингейм. Ее
голос был унылым и брезгливым. – Неприлично в этом копаться».
«Резонное замечание», – согласилась Джесси и снова
обратилась к счету. Четыре – это бедра (слишком широки), а пять – живот
(слишком толстый). Шесть – грудь, к которой она не имела претензий. Джесси
подозревала, что Джералду несколько не нравились голубые ниточки вен, видимые
сквозь гладкую кожу этих маленьких холмов. У красоток из журналов тут не было
никаких следов кровообращения.
Семь – это ее слишком широкие плечи, а восемь – шея (которая
была действительно красивой, но в последние годы кожа на ней стала не такой
гладкой, девять – это подбородок с родинкой, а десять…
«Остановись! Что за черт! – взорвался голос, который не
шутил. – Что за дурацкая игра?» Джесси плотнее прикрыла глаза, пораженная
всплеском ярости в этом голосе и напуганная его чужой интонацией. Ярость эта
была такой, что голос, казалось, исходил вовсе не из глубины ее существа, а был
каким-то могущественным пришельцем извне.
«Не хочешь отвечать? – спросила Рут Нери. – Ладно, может,
для тебя это слишком сложно. Давай, я упрощу задачу, Джесс. Кто обратил дурно
написанный рецепт самоуспокоения Норы Каллигэн в процедуру самоуничижения?»
"Никто, – подумала она и тотчас поняла, что голос, который не шутил, не
примет такого ответа; поэтому она добавила:
– Хорошая Жена. Это ее проделки".
«Нет, не ее, – возразил голос Рут. Она категорически
отвергла эту попытку переложить вину. – Эта правильная девица несколько
глуповата, и сейчас она сильно напугана, но в глубине души она хорошая, и у нее
всегда наилучшие намерения. А намерения того, кто протащил эту литанию Норы,
самые дурные, Джесси. Разве ты не видишь этого? Разве ты…» – Я ничего не вижу,
потому что мои глаза закрыты, – ответила она дрожащим голосом. Она попыталась
открыть глаза, но что-то заставило ее снова закрыть их, чтобы не ухудшить и без
того свое отчаянное положение.
«Тая кто же это, Джесси? Кто убедил тебя, что ты уродлива и
никчемна? Кто решил, что Джералд Бюлингейм – твой принц из сказки? Кто убедил
тебя, что он не только тот, кто тебе нужен, но и тот, кого ты заслуживаешь?»
Огромным усилием воли Джесси выбросила этот голос – и все прочие голоса, как
она надеялась, – из своей головы. И снова начала, теперь уже громко:
– Один – ступня, пальчики, как зайчики: два – нога, длинная
и стройная; три – киска, пушистая и игривая; четыре – розово-золотистые бедра;
пять – упругий живот, там вся моя еда…
Она не могла вспомнить ритмические периоды (это было хорошо,
поскольку что она подозревала, что Нора выдумала все это сама, возможно, на
основании публикаций в одном из иллюстрированных журналов, пытающихся объяснить
клиенту все его проблемы, – эти журналы обычно лежали на ее кофейном столике в
гостиной), поэтому остальное она стала просто перечислять:
– Шесть – моя грудь, семь – мои плечи, восемь – моя шея…
Она сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть, и с облегчением
почувствовала, что сердце перешло с галопа на ровный и быстрый бег.
– Девять – уши, десять – глаза. Глаза, глаза, откройтесь!
Она открыла глаза, и спальня вокруг нее осветилась ярким
сиянием, стала какой-то новой и – во всяком случае, на краткий миг – такой же
прелестной, какой она показалась Джесси, когда они с Джералдом проводили свое
первое лето в этом доме. В 1979 году, который когда-то показался небывалым
чудом, а теперь затерялся в далеком прошлом.
