Но она не хотела думать о смерти. Нужно жить. Разве у нее
мало забот?
Однако голос Рут прав: люди – особенно если они теряют
сознание в результате сильного удара, – действительно храпят. А это значит…
– Наверное, он мертв, – сказала Джесси тусклым голосом. –
Да, скорее всего.
Она осторожно, помня о поврежденной дельтовидной мышце,
склонилась влево. Цепочка, держащая ее правую руку, еще не натянулась, когда
она увидела розовое плечо и пальцы руки. Это была его правая рука. Она поняла
это потому, что на третьем пальце не было обручального кольца. Она видела белые
ногти. Джералд всегда гордился своими руками и ногтями. Джесси никогда не
обращала внимания на предметы его гордости. Странно, как мало мы обычно
замечаем. Как мало мы смотрим даже на то, что прямо перед нашими глазами.
«Наверное, это так, милая, но теперь хорошо бы опустить
занавес, потому что больше не хочется ничего видеть. Вообще ничего, понимаешь?»
Однако возможность не видеть была, во всяком случае сейчас, недостижимой
роскошью.
Перемещаясь с большой осторожностью, Джесси сползла влево,
насколько ей позволила натянувшаяся цепочка. Она подвинулась на два-три дюйма,
но этого было достаточно, чтобы увидеть правое плечо и руку Джералда, а также
его голову. Она не была уверена, что увидела потеки крови в его редеющих
волосах; это могло быть игрой ее воображения. Джесси очень надеялась, что так и
есть.
– Джералд! – позвала она. – Джералд, ты слышишь меня?
Пожалуйста, ответь мне!
Но он не ответил и не шевельнулся. И вновь на нее накатило
полуобморочное состояние, оно холодило, как утренний туман.
– Джералд?! – позвала она снова. «Кого ты зовешь? Он мертв.
Мужчина, который привлек твое внимание в Арубе – из всех мест надо же было выбрать
для уик-энда Арубу, – и как-то надел твои крокодиловые туфли себе на уши на
новогодней вечеринке.., этот мужчина мертв. Его уже не дозваться…»
– Джералд! – На этот раз она выкрикнула его имя. – Джералд,
проснись!
Звуки рыданий в мертвой тишине комнаты повергли ее в новый
приступ паники, и самым жутким во всем этом было не молчание Джералда, а именно
понимание того, что она в отчаянии, и паника бродит кругами в ее сознании,
спокойная, как хищник, который выжидает, пока погаснет огонек сознания одинокой
женщины, которая осталась без друзей и потерялась в глухой темноте лесов.
«Ты не потерялась, – сказала Хорошая Жена Бюлингейм, но
Джесси не верила этому голосу. Его уверенность была ширмой, а его разумность
только раздражала. – Ты же знаешь, где находишься!» Да, она знала. Она
находилась в конце узкой, извивающейся и разбитой грунтовой дороги, которая
через две мили отсюда выходила на безлюдную сейчас Бэй-Лэйн. Они с Джералдом
ехали по желтым и оранжевым листьям, устилавшим дорогу, и эти листья были
лишним свидетельством того, что по этому пути к Ноч-Бэй едва ли кто-нибудь
проезжал за те три недели, которые прошли с начала листопада. Этот берег озера
был исключительно летним приютом дачников. И только через пять миль, если ехать
по Бэй-Лэйн, перед выездом на шоссе 117, можно было увидеть несколько жилых
домов.
«Мой муж лежит мертвый на полу, вокруг на много миль ни
одного человека, а я прикована наручниками к кровати. Я могу кричать до
посинения, но это ничего не даст: никто не услышит. Этот парень с бензопилой,
возможно, ближе всех, но до него мили три. Может статься, он даже на другом
берегу озера. Собака могла бы меня услышать, но она наверняка без хозяина.
Джералд мертв, и это ужасно; я вовсе не хотела убить его. – если я
действительно его убила, – но хорошо хоть то, что все произошло довольно
быстро. А вот со мной это будет тянуться долго, если никто в Портленде не
начнет беспокоиться – что с нами случилось; а с чего вдруг им там беспокоиться,
во всяком случае, пока…» Ей не следует зацикливаться на этих мыслях: они снова
вызовут панику. Нет, эти мысли надо выбросить из головы. Но несчастье в том,
что трудно об этом не думать.
«Это именно то, чего ты заслуживаешь, – раздался внезапно
строгий голос Хорошей Жены Бюлингейм. – Именно то. Потому что ты убила его,
Джесси. И не смей лукавить! У него было не очень хорошее здоровье, и так или
иначе это должно было случиться – например, сердечный приступ в офисе или на
перекрестке, когда он возвращался домой и прикуривал сигарету, а сзади ревел
десятитонный грузовик, которому любой ценой надо протиснуться в правый ряд. Но
тебе не хотелось ждать этого, не правда ли? Ты ведь не могла просто полежать и
дать ему возможность трахнуть, не могла, да? Красотка Джесси Бюлингейм не может
допустить, чтобы какой-либо мужик посадил ее на цепь. И тебе обязательно надо
было врезать ему в пах, да? Чтобы он после этого расшиб себе голову! И ты
сделала это, зная, что он уже не владеет собой. Давай-ка скажем просто и ясно,
моя милая: ты убила его. Так что, возможно, именно этого ты и заслуживаешь:
лежать тут прикованной к кровати. Может быть…» «Какая чушь», – сказал другой
голос. Было неожиданным облегчением услышать этот голос – голос Рут, –
раздавшийся в ее голове. Она иногда (ну.., точнее будет сказать: часто)
ненавидела голос Хорошей Жены, ненавидела и боялась его. Он болтлив и глуп, это
верно, однако очень навязчив, и его трудно остановить.
Эта стерва всегда считала, что Джесси выбрала не то платье
или поручила не тому магазину доставить еду для августовской вечеринки, которые
Джералд устраивал для коллег из фирмы и их жен, – вообще-то устраивала их
Джесси, а Джералд пытался быть в центре внимания и чокался со всеми, – а эта
стерва всегда говорила, что Джесси должна сбросить фунтов пять. И она не
замолчала бы, даже если бы у Джесси стали выступать ребра. «Подумайте, ребра! –
воскликнула бы она в порыве праведного гнева. – Посмотри на свои груди,
старуха! А если этого недостаточно, чтобы ты заткнулась, погляди в зеркало на
свою рожу!» – Какая чушь! – Джесси попыталась придать голосу силу, однако он
вдруг дрогнул, и это был плохой признак. Она сама не верила тому, в чем хотела
бы убедить других. – Он знал, что я говорю серьезно.., он знал это. Так чья же
это вина?
В том, что она говорила, была только часть правды. Да, он
отверг то, что увидел в ее глазах, и то, что услышал от нее, потому что это
портило ему игру. Но, с другой стороны, – и это главное, – она понимала: здесь
не вся правда. Потому что Джералд вообще не принимал ее всерьез в последние
десять – двенадцать лет совместной жизни. Он просто игнорировал ее слова, если
они не касались еды или констатации очевидного. Наверное, единственным
исключением для него были ее замечания по поводу его веса и выпивки. Он слышал
ее издевки и ненавидел их, однако относил на счет неизменного природного
порядка вещей: рыба плавает, птица летает, жена зудит.
И чего она, в сущности, ожидала от этого человека? Чтобы он
сказал: «Да, милая, я тотчас тебя отстегну, и спасибо за то, что ты заботишься
о моем духовном росте»?
Да, именно так она поняла, что какая-то наивная часть ее
существа, маленькая, нетронутая девочка в глубине души, ждала именно этого.
