– Что ты делаешь? – засмеялась она снова. – Я думала, ты
будешь есть гамбургеры, а не бутерброды со стеклом.
– Это не бутерброды, а приспособления для наблюдения за
солнцем, Чудо-Юдо, – ответил он. – Если наложить вот так два или три стекла, ты
сможешь наблюдать затмение все время, не портя глаза. Я читал, что и при этом
надо быть очень осторожным: можно повредить сетчатку и даже не заметить этого
до поры до времени.
– Ух ты! – оценила Джесси. Идея о том, что можно повредить
сетчатку и не заметить, поразила ее как явное преувеличение. – А сколько будет
продолжаться полное затмение, папа?
– Недолго. Минуту или что-то в этом роде.
– Тогда делай эти смотрелки, потому что я вовсе не хочу
сжечь глаза. Тебе один гамбургер или два?
– Одного достаточно. Если он большой.
– О'кей.
Она повернулась, чтобы идти.
– Чудо-Юдо?
Она посмотрела на него, перед ней стоял невысокий стройный
человек с жемчужными каплями пота на лбу, курчавые волосы выбивались из-под
платка, шорты почти не скрывали стройных ног, и на какой-то миг тот факт, что
этот человек – ее отец, стал ничего не значащей ерундой. Ее снова поразило, как
он симпатичен и как молодо выглядит. Капелька пота прочертила живот,
проскользнула левее пупка и оставила темное пятнышко на поясе его йельских
шорт. Она посмотрела на лицо отца, вдруг ощутив на себе его взгляд. Даже теперь,
сузившиеся от дыма, глаза были большими.
Джесси почувствовала, что ее гортань совершенно суха и ей
надо глотнуть, прежде чем она сможет заговорить. Наверное, это был едкий дым от
горелки. А может быть, и нет.
– Да, папочка?
Он долго ничего не говорил, только смотрел на нее, а пот
стекал струйками по его щекам и лбу, и коже тела, и тут Джесси испугалась. Он
снова улыбнулся, и опять все стало хорошо.
– Ты сегодня просто очаровательна. В сущности, ты очень
красивая девушка.
– Спасибо. Значит, не Чудо-Юдо?
– Нет, просто Чудо.
Его комплимент так ее обрадовал (особенно после сердитых
слов матери накануне вечером, а может, и вследствие их), что в горле встал
комок, и она хотела заплакать. Но вместо этого она улыбнулась, сделала ему
книксен и бросилась затем к плите, а сердце так и колотилось в груди. Одно из
выражений, сказанных ее мамой, самые плохие слова (ты ведешь себя так, словно
она твоя…) снова всплыли на поверхность ее сознания, и Джесси погасила их с
таким же отвращением, как выбросила бы гусеницу, упавшую за воротник. И все-таки
она чувствовала себя во власти противоречивых взрослых эмоций и не могла от них
освободиться. Кроме того, она и не была уверена, что хочет этого. Это было
безумие.
Ну и что? Такой уж день. Даже солнце собиралось совершить
нечто совершенно безумное. Так пусть будет что будет.
«Да, – согласился голос, который однажды наденет маскарадную
маску Рут Нери. – Почему бы и нет?» Гамбургеры «Затмение» с гарниром из
маринованных грибов и молодого лука были просто фантастическими.
– Они наверняка затмевают все блюда, которые готовит мать, –
сказал папа, и Джесси радостно засмеялась. Они ели на веранде, держа на
коленках металлические тарелки. Между ними был круглый столик, на котором
стояли приправы, бумажные тарелочки и всякие приспособления для наблюдения
затмения – полароидные темные очки, картонные коробки с рефлекторами домашнего
изготовления, такие же, как те, что взяли с собой почитатели солнца,
отправившиеся на гору Вашингтон, осколки дымчатого стекла и нитяные перчатки,
найденные в ящике тумбочки на кухне.
– Стекла уже остыли, – сказал Том, – однако будь осторожна –
там могут быть острые кромки! Я вовсе не хочу, чтобы мама, вернувшись домой,
нашла записку, что я увез тебя на «скорой» в больницу в Оксфорд-Хиллз, где тебе
должны пришить пару отрезанных пальцев.
– А маме наша идея не очень-то понравилась, так ведь? –
спросила Джесси. Отец пожал плечами.
– Может быть, – сказал он, – но зато мне понравилась. Мне
сразу очень захотелось, чтобы мы это сделали. – И он улыбнулся такой широкой
открытой улыбкой, что Джесси невольно улыбнулась в ответ.
Сначала они использовали рефлекторы, когда в 4.29 дня
затмение началось. Солнце, как его видела Джесси, было не больше горлышка
бутылки. Однако оно было столь ярким, что Джесси взяла со столика и надела темные
очки. По ее «таймексу» затмение уже должно было начаться: время 4.30.
– Наверное, мои часы спешат. – волнуясь, сказала она, – или
эти астрономы врут.
– Посмотри еще раз, – улыбнулся Том. Когда она снова
посмотрела, то увидела, что солнечный диск уже не был совершенно круглым.
Черное поле захватило правый край. Дрожь прошла по ее спине. Том заметил эту
дрожь, потому что наблюдал за дочерью, а не за солнечным затмением.
– Чудо-Юдо? Все в порядке?
– Да, но немного.., жутко, правда?
– Да, – сказал он. Она подняла на него глаза и увидела, что
он говорит правду. Отец был испуган так же, как она, и это выражение делало его
еще более похожим на мальчишку. Ей в голову, конечно, не приходила идея, что
они могут бояться разных вещей. – Хочешь посидеть у меня на коленях, Джесс?
– А можно?
– Конечно.
Джесси скользнула на его колено, держа в руках свою коробку,
поерзала, чтобы удобнее устроиться, и ей ужасно понравился легкий аромат смеси
пота, нагретой солнцем кожи и лосьона – она вспомнила название «Редвуд». Она
почти не заметила, как его рука обняла ее коленку. Все-таки это был ее папа, а
не какой-нибудь мальчишка.
Медленно ползли минуты, а Джесси все ерзала, пытаясь занять
наиболее удобное положение, – казалось, сегодня его коленки были из одних
костей. Наконец она сосредоточилась на солнце с наступающей черной тенью. В
какой-то момент она, видимо, впала в забытье минуты на три, а может, и дольше,
потому что вдруг ощутила холодный ветер на своих руках, и краски дня
изменились: цвета, казавшиеся такими яркими, когда она облокотилась на плечо
отца и закрыла глаза, теперь стали смутными, а свет померк. Джесси посмотрела в
свою коробку и была поражена, увидев, что от солнца осталась только половина.
Часы показывали 5.09.
– Папа, смотри, солнце уходит!
– Да, – ответил он. Его голос был каким-то отчужденным. –
Прямо по расписанию. Каким-то смутным образом она уловила совсем легкое
движение его руки вверх по ее ноге, пока продолжала наблюдать за солнцем.
– Могу я уже посмотреть сквозь дымчатое стекло, пап?
– Пока нет, – сказал он, и его ладонь поднялась еще выше по
ее бедру. Рука была теплой и ласковой. Джесси накрыла эту ладонь своей и
улыбнулась ему.
