— Обнаженной, — подчеркнул я со значением, — а великолепная Алиенора, мать Ричарда Львиное Сердце и принца Джона, всего лишь бросалась в яростный бой с обнаженной грудью!.. Это совсем пустяк, хотя, конечно, очень практичный в разгаре боя…
— Сэр Ричард?
Я пояснил почтительно:
— Ее противник, увидев ее сиськи, говоря куртуазно, тут же слабеет всем телом, в бессилии опускает руки и открывает рот, выпучив глаза, а наша Алиенора его булавой с размаха по голове!.. А рука у королевы была крепкой.
Она невольно посмотрела на свои руки. Насколько я помню, Алиенора при всей своей красоте была мелковата и потому особой силой не отличалась, а вот у Лаутгарды руки в самом деле способные удержать как двуручный рыцарский меч, так и топор или молот.
— А мы тут, — прошептала она, — живем в глуши, никаких высоких куртуазностей не знаем.
— Но вы способны, — воскликнул я патетически и как бы украдкой оценивающе посмотрел на ее грудь, — еще как способны! Только у вас просто недостает отваги и дерзости Алиеноры. Она была великой женщиной и понимала это. Здесь очень важно, ваше высочество, понимать это и верить в себя.
Она сказала почти жалобно:
— А что толку? Все решают родители, потом будет решать муж…
— Алиенора решала сама, — напомнил я.
— Так то Алиенора…
— В каждой женщине спит Алиенора, — сказал я веско. — Легенды сделали из нее настоящую Мессалину, но на самом деле она не была такой уж сластолюбивой, просто всегда оставалась свободной и независимой, а что у нее было много любовников… что ж, она была прекрасна, и ее любили самые красивые и отважные герои множества королевств!
Лиутгарда глубоко вздохнула.
— Господи, что за женщина…
— Во время крестового похода, — сообщил я деловито, — она одаряла любовью великолепного рыцаря Жофруа де Ранкона, а когда тот погиб, правителя сирийской Антиохии герцога Раймунда де Пуатье. Но и тот погиб в бою, и тогда Алиенора и ее муж, король Людовик, вернулись в Париж.
Она спросила жадно:
— А что дальше?
Я усмехнулся.
— Понимаете, ваше высочество, что с такой удивительной женщиной все просто не могло кончиться? Верно… К французскому двору прибыл граф Анжуйский с сыном Генрихом, которому как раз исполнилось семнадцать лет. Конечно же, Генрих влюбился к прекраснейшую Алиенору! Как и что между ними произошло, никто не знает, но как только граф с сыном отъехали, Алиенора подала в суд, требуя развода. Людовик был в ярости, но Алиенора очаровала судей, и те дали ей развод. Она тут же, вскочив на коня, помчалась вдогонку за графом и его сыном. Все лорды, через чьи земли она мчалась, пытались поймать ее, однако она умело миновала все ловушки, бросилась в объятия Генриху, который был моложе ее на одиннадцать лет, и вскоре они обвенчались.
— Как здорово!
Я сказал предостерегающе:
— Это еще не все. Генрих вскоре стал графом, так как отец умер, затем победил родственника в борьбе за английскую корону и стал властелином Анжуйской империи, занимающей всю Англию и половину Франции. Все эти годы в отсутствие мужа Алиенора руководила империей, воевала, издавала указы, судила, попутно родила десятерых детей, но не нянчилась с ними, а занималась государством. В корнуольском замке Тинтагел основала Круглый стол, за которым собирались самые прославленные рыцари и самые великие из трубадуров.
Она прошептала с мукой в голосе:
— Как все невероятно… Как она погибла?
— Почему погибла?
— Такая необыкновенная женщина не могла выжить в таком мире…
Я хмыкнул.
— Она оставалась прекрасной и в семьдесят лет, а ее дочери, внуки и внучки заняли все троны Европы!.. И умерла она в восемьдесят два года, пережив восьмерых из своих десяти детей, но оставив огромное множество внуков и правнуков!..
Из зала к нам начали нерешительно приближаться три высокие стройные девушки, красиво и пышно одетые, на лицах застыл страх, они постоянно оглядывались и поглядывали в нашу сторону умоляюще.
Лиутгарда сказала невесело:
— Все, мое время вышло. Фрейлины предупреждают, что дольше оставаться наедине с незнакомым мужчиной крайне неприлично, и если кто-то нас увидит…
— Все понял, — сказал я с готовностью. — Ваше высочество, был счастлив с вами пообщаться. Заодно и прощаюсь…
— Уже уезжаете?
— Все вопросы с вашим батюшкой утрясены, — пояснил я. — Поеду навстречу своему войску.
Она сказала быстро:
— Вы сможете у выхода задержаться чуть?
— Хорошо, — ответил я озадаченно.
Я окружен почтительным вниманием, но в то же самое время меня сторонятся. Такова репутация, наверное, или же от меня ждут неприятностей, но никто не решился подойти с вопросами или просто представиться, так что я благополучно вышел из дворца и остановился, оглядываясь по сторонам.
Красоты меня мало трогают, да и не очень в них разбираюсь, для этого надо быть либо визажистом или дизайнером, либо брехлом, что страшится обнаружить свою нормальность и здоровую психику, потому громко восторгается травой и кустами, говорит темно и туманно о воссоединении с природой, культуре и о чем-то там еще таком же неконкретном, на чем не поймаешь.
Я охнул, в украшенном затейливыми барельефами проеме входа во дворец показалась фигура рослой женщины в мужском костюме из темно-зеленого бархата, широкий пояс перехватывает тонкую талию, прекрасно скроенные брюки и дивной работы сапожки, но я как вцепился взглядом за правую сторону груди камзола, что за так странно отстегивающийся край, неужели Лиутгарда решится?
— Ваше высочество, — произнес я прочувственно и поспешил к ней, издали нацелившись поцеловать руку. — Все женщины, как женщины, одинаковые, словно утки… А вы в этом костюме неповторимая, царственная, по нему сразу видно, что вы не стадо!
Она отняла руку, что-то я слишком надолго задержал ее трепетные пальцы в своей горячей и чувственной ладони, взгляд ее был внимателен и тревожен.
— Да? А у нас никто его не одобряет.
— Невежды, — определил я. — Ничего, из южных королевств сюда прет целая армия эстетов. Первыми прибудут вартгенцы, они еще так-сяк, а вот когда армландцы и сенмаринцы… Позвольте сопровождать вас на конную прогулку?
Она церемонно наклонила голову.
— Позволяю.
Я сказал Бобику тихо:
— Иди зови Зайчика. Он у коновязи, ничего не разнесет.
Лиутгарда направилась во двор, я деликатно поддерживал ее под локоть, придворные почтительно кланялись, я слышал перешептывания за спиной, но эта шелуха сопровождает нас всюду, жаль только, что во многом она и определяет наше поведение, это Алиенора могла пренебречь, а мы, увы, часто плывем в указанном туповатым обществом направлении.
