— Вот мы и встретились, — произнес генерал
Машков, — я много о вас слышал, пан Дзевоньский.
— Вы не представились, — уставшим голосом заметил
тот.
— Я генерал Машков — руководитель специальной группы,
созданной для вашего разоблачения и захвата. А это наш эксперт, господин
Дронго.
— Дронго, — взглянул на него Дзевоньский. В глазах
блеснуло некое подобие интереса. — Так вот почему мы проиграли. Вы были на
их стороне.
Дронго промолчал. Ему не хотелось говорить, что Уорд Хеккет
остался жив даже после двух покушений.
— Какой наркотик вы вводили Абрамову? —
поинтересовался Машков. — Учтите, что мы все равно установим точный состав
вашего лекарства. У нас есть ваши ампулы.
— Вот сами и проверяйте, — пожал плечами
Дзевоньский. У него осунулось лицо. Провал явно плохо на него подействовал. За
это утро он сильно постарел.
— Проверим. Вы понимаете, что вам грозит?
— Ничего не грозит. Мы не успели ничего сделать, разве
что похитили вашего журналиста и устроили ему неплохую рекламную кампанию. За
такие действия я получу несколько лет. Или меня выдадут моей стране, где меня
тоже ждет тюрьма.
— На фирме у Карла Гельвана исчезла одна сотрудница.
Это тоже ваша работа?
— Не представляю, о чем вы говорите.
— Вы наняли генерала Гейтлера, чтобы провести
террористический акт в отношении главы нашего государства. Надеюсь, этот факт
вы не станете отрицать? И учтите, Дзевоньский, у нас есть возможность получить
абсолютно точные сведения именно от вас. Вы меня понимаете?
— Знаю, — спокойно ответил тот, — сейчас
такая фармакология, что ничего скрыть нельзя. Это раньше инквизиция глупо
применяла разные «испанские сапоги» или жгла людей огнем. Сейчас вы легко
отключаете сознание и добиваетесь всех нужных ответов. Я не сомневаюсь, что вы
так и сделаете. Только перед тем как вы окончательно превратите меня в дебила,
я хочу вам сообщить, что генерал Гельмут Гейтлер, о котором вы упомянули, на
самом деле исчез. И боюсь, вам его не найти. Тем более что даже я не знаю, где
он в данный момент и что конкретно замышляет.
— Мы и это проверим, — нахмурился Машков.
— Конечно, проверите. Только ничего у вас не выйдет. Я
действительно не имею понятия, где он и что собирается делать. Можете допросить
меня, хоть поменяв мне всю кровь на ваши лекарства. Большего эффекта от этого
не будет. Гейтлер слишком хорошо знает все ваши методы, чтобы хоть кому-нибудь,
даже мне, намекнуть о своих планах. Резервный вариант — это его детище, о
котором неизвестно никому, кроме него самого.
Машков глянул на Дронго. Оба понимали, что сидевший перед
ними Дзевоньский говорит правду.
— Вы планировали покушение? — спросил
Машков. — Все последние месяцы ваша группа была занята подготовкой
террористического акта. Основной версией?
— Да. Генерал Гейтлер придумал абсолютно идеальное
покушение. В нашу задачу входило похищение популярного журналиста. Затем мы
разворачивали кампанию по его рекламе, отмечали все лучшие качества его
личности и профессиональные достижения. В средствах массовой информации
началась настоящая истерия, которую мы искусно подогревали. Тем более что
сделать это было несложно. В таких случаях журналисты сами проявляют завидную
солидарность. И стараются написать и опубликовать о своем коллеге как можно
больше всего положительного. Такой самонарастающий вал. И наконец, мы осторожно
отметили, что в подобных ситуациях на Западе поисками журналистов, оказавшихся
в заложниках, или по крайней мере встречей их после освобождения всегда
занимаются исключительно главы государств. Мы были готовы освободить Павла
Абрамова на наших условиях и поэтому провели такую кампанию…
— Нам это известно, — перебил его Машков.
— У нас было все готово. Третьего марта мы собирались
получить оставшиеся деньги и выдать вам Абрамова. Где-нибудь в Ростове или во
Владикавказе. Может, в Назрани, если бы удалось туда проехать.
— Дальше, — потребовал Машков.
— А дальше все шло бы по плану генерала Гейтлера. С
помощью приглашенного хирурга мы собирались имплантировать в конечности
журналиста, а именно — в его ноги, по двести граммов пластида, который должен
был взорваться только при подаче условного импульсного сигнала. Гейтлер
проводил испытания и рассчитывал все на компьютере. Человеку, который стоял бы
в тот момент рядом с прооперированным журналистом, гарантированно оторвало бы
ноги, и он получил бы ранения, не совместимые с жизнью. Если бы президент
приехал лично встречать освобожденного из заложников журналиста, то был бы
обречен.
Машков мрачно взглянул на Дронго.
— Поэтому вы заранее приготовили четыреста граммов
пластида?
— Да. Абрамову ежедневно давали психотропные средства,
и он был немного не в себе. После вынужденного более чем месячного заточения он
все равно передвигался бы с трудом. Никому и в голову не пришло бы проверять
его ноги.
— А почему вы были уверены, что встречать
освобожденного журналиста приедет сам президент? — поинтересовался Машков.
— Такова традиция во всех странах. В Италии, Франции,
Румынии. Никто не станет проверять несчастного журналиста в такой момент. Тем
более — на наличие в его ногах пластида. В лучшем случае сотрудники спецслужб
обыщут его одежду. Или поменяют старую одежду на новую. Расчет строился на
обычной психологии. Кто будет подозревать несчастного заложника, которого
только что освободили? Он истощен, почти ничего не помнит, плохо говорит, с
трудом передвигается. Но зато уже обрел ореол героя и мученика благодаря нашим
усилиям. Все эти факторы в его пользу. А в момент встречи в аэропорту, когда
там было бы полно журналистов, кто-то из наших людей просто подал бы импульсный
сигнал.
В решающий момент живая бомба сработала бы. У человека,
находящегося рядом, не было бы никаких шансов. План абсолютно гениальный.
Следовало только провести нормальную рекламную кампанию в пользу этого
журналиста. И можно было считать, что террористический акт в принципе готов. Мы
уточнили психотип президента, его психическую стабильность, его готовность к
самопожертвованию. Основным атрибутом власти являются представительские функции
главы государства. Он обязан появляться в такие сложные моменты перед
объективами телекамер. Это одна из самых важных составляющих президентской
власти. Работа на популизм, на электорат. И чисто человеческое сочувствие
измученному долгим пленом журналисту. Мы придумали лучшее преступление, какое
только возможно. Просчитали все нюансы, все возможные факторы. И нам казалось,
что успех почти гарантирован. Но мы не учли одного небольшого момента —
возможности появления вашего эксперта, который наверняка сумел прочитать наши
сообщения не так, как их читали все остальные. Нам казалось, что вы не
допустите к этому расследованию посторонних лиц. Мы были в этом убеждены. К
сожалению, вы нас переиграли. Примите мои поздравления, генерал. —
Дзевоньский невесело усмехнулся и вздохнул.
