Он зафырчал, как лошадь на водопое, и замотал головой, но
она не давала ему уклониться и коварно продолжала поливать водой лицо. — Вот ты
мне лучше скажи, Павлик, какого черта ты меня все это время не замечал, забывал
здороваться, холодность изображал?
— Потому и изображал, — ответил он непонятно и перехватил у
нее душ. Пристроил его на стену, а сам взял Ингеборгу за скользкие бока,
приподнял и поцеловал в губы, по которым скатывалась горячая вода.
— Я похожа на мокрую крысу, — сказала она, чуть задыхаясь,
когда он отпустил ее, и откинула назад мокрые волосы.
— Ты похожа на женщину моей мечты, — пробурчал он как-то не
слишком уверенно, но она не стала переспрашивать.
— Ты знаешь, — сказал он задумчиво, когда они лежали на его
диване после «второй серии», как деликатно сформулировала Ингеборга, он —
закинув руки за голову, она — головой на его животе, — я несколько раз
представлял себе, что ты лежишь со мной на этом диване, а я глажу твою ногу
или…
— Ноги достаточно, — перебила она быстро и сунула ему под
нос гладкую розовую коленку, — ничего другого я сейчас просто не вынесу.
— Не вынесу! — передразнил он, вытащил руку из-за головы и
схватил предложенную коленку. — Еще как вынесешь!
Ничего этого не может быть.
Сейчас он проснется где-нибудь на жестком продавленном
диване в Сафоново или в опостылевшей Леночкиной спальне и опять зайдется от
ненависти и презрения к себе. У него так не бывает. Он не может лежать среди
дня в постели, держать в руке гладкую розовую коленку, чувствовать животом чуть
влажные волосы, и не бояться свиного рыла, и не мучиться от того, что он
неприятен, нежеланен, не нужен, что его принимают только из милости да по
старой дружбе.
— Паш, мне больно, — взвизгнула рядом Ингеборга, он слишком
сильно сдавил ее ногу, — слышишь, Паша?! — И легко укусила его за живот.
Он быстро разжал руку.
— Ты что? — спросила она, подтянулась на локтях и легла
повыше, заглядывая ему в лицо. — Что с тобой? Ты хочешь сию минуту указать мне
на дверь?
— Почему ты сделала это? — спросил он мрачно.
— Что? — не поняла она.
— Ну… осталась со мной, легла со мной в постель и так далее…
— Сначала, — сказала она, рассматривая его лицо, — если ты
помнишь, я легла с тобой на пол. В постель с тобой я легла уже потом. А что
такое? Тебя огорчает мой моральный облик?
— Инга!
Он даже перестал ее гладить. Он должен был добиться от нее
ответа.
— Паш, ты… заинтересовал меня сразу. Еще в школе, когда
приехал и устроил жуткий разнос за то, что я тебя вызвала. У тебя было странное
лицо. Как будто ты вовсе и не хотел устраивать разнос, а просто собирался
посмотреть, что из этого выйдет.
— Так оно и было, — буркнул он и, не удержавшись, со брал в
кулак ее волосы и поднес к своему лицу. Она подвинулась еще чуть-чуть повыше,
чтобы ему было удобнее.
— Ну вот. Я все время старалась тебя расшевелить, задеть,
заставить… Не знаю, злиться или смеяться. Каждую субботу я надеялась, что ты
придумаешь предлог, и приедешь ко мне, и заберешь меня сюда, и окажется, что
вам с Иваном не обойтись без меня… Однажды ты меня по голове погладил, и я
вздумала, каково это, когда занимаешься с тобой любовью? Паш я обязательно
должна все это тебе выкладывать?
— Обязательно, — сказал он тихо, — просто обязательно. Я
никогда в жизни не слышал ничего подобного.
— Но ведь у тебя были… какие-то девушки после развода? —
спросила она осторожно.
— Никого у меня не было, — почему-то ему было счет легко в
этом признаться, — раз в две недели на правах бывшего мужа я посещал Леночку.
Привозил денежки и получал свою порцию здорового секса. Она всегда говорила
мне, что я отвратительная жирная свинья, но я все равно исправно являлся за
своей порцией. Проходила в школе академика Павлова и условные и безусловные
рефлексы?
— Павлик, ты все врешь! — объявила Ингеборга, смутно
подозревая, что говорит он чистую правду, и ужасаясь этой правде. — Так не
бывает.
— Бывает.
— Почему ты позволил все это с собой проделывать?
— Что проделывать? Я действительно не могу себя
контролировать, когда дело доходит до… секса. Я действительно знаю, что я
плохой любовник и…
— Откуда ты можешь знать, какой ты любовник, если, кроме
жены, которая от тебя ушла, у тебя никого не было?!
Этот простой вопрос поставил его в тупик.
— Знаю, и все.
— Ты не плохой любовник, — сказала Ингеборга с сожалением, —
ты просто дурак какой-то.
Зато теперь она совершенно точно знала, как именно ей следует
с ним обращаться.
Все-таки она как-нибудь потом найдет его бывшую жену и
утопит в Яузе. Можно, конечно, и в Москве-реке, но это будет для нее слишком
шикарно. Вот в Яузе — в самый раз.
— Значит, — подытожила Ингеборга задумчиво, — всю жизнь ты
живешь с сознанием собственной неполноценности. И тебе даже в голову не могло
прийти, что я… тоже мечтаю как-нибудь заманить тебя в постель. И даже
придумываю всякие планы, как бы мне половчее это сделать, и уговариваю свой
здравый смысл не вмешиваться, и убеждаю себя, что думать об этом — грех, потому
что женщина не должна бегать за мужчиной, что у тебя наверняка кто-то есть,
скорее всего та краля из офиса, что такой мужик, как ты, не может жить один…
— Ты врешь! — крикнул он испуганным шепотом. — Ты все это
сейчас придумала. Из жалости.
— Из жалости, Паша, — сказала Ингеборга надменно и сделала
движение, как будто собиралась встать, — не валяются с мужиком по полу в кухне,
не начинают все сначала в душе и не продолжают потом на диване, а я только что
все это проделала. Так что можешь убеждать себя в чем угодно. Я тебя хотела, и
я тебя получила.
Он схватил ее, не давая пошевелиться.
— Ты не могла меня хотеть, — сказал он, отводя глаза, — это невозможно.
Она пожала плечами. Потом подумала и нырнула к нему под
одеяло и пристроила острый подбородок ему на грудь, почти на сердце.
— Паша, я ни в чем не собираюсь тебя убеждать. И я не дам
тебе испортить мне настроение. В конце концов, я только что переспала с
мужчиной, которого долго пыталась соблазнить. Для женщины, знаешь ли, это имеет
большое значение. И до Ивана осталось всего полтора часа. И еще мне очень
хочется тебя покормить. Пойдем поедим?
Как ему было понять, говорит она правду или это
просто-напросто другая школа дрессировки с применением новых, улучшенных
методов?! Где ему было справиться с рухнувшей на него массой совершенно новых
чувств, ощущений, странных, тревожных и соблазнительных мыслей?! Как ему было
вытащить себя из-под обломков и суметь трезво и спокойно что-то оценить,
посмотреть со стороны, убедить себя, что это правда, а никакое не прыганье в
кольцо?!
